Костяной Венец

Над ним идёт вечный спор, но ответите вы сами и позже, а я, с вашего позволения, вернусь к лекции, – он обернулся спиной к аудитории и сложил руки на груди, – Вот этот жизненный путь, состоящий из множества дорог – и есть предмет наблюдения Зоркого. Каждый человек, вернее, каждая душа, приходящая в этот мир, имеет свою задачу и свою сеть арканов: научиться чему-то такому, что не умела раньше, или отшлифовать то, что наработала. И под эти данности душе и определяется коридор этих самых вероятностей.

Что судьба и есть – наш жизненный путь. Его видят ясновидцы, просматривают на картах, он записан линиями на руке. Но для тех, кто выбрал свободный от любых влияний СВОЙ путь – судьбы не существует. – он обернулся с улыбкой и развёл руками.

Аудитория в непонимании затихла. Эльза криво улыбнулась, Виктор же просто наблюдал и прибывал в лёгком шоке. Он точно знал, что ректор на такое замешательство и рассчитывал, а значит, вопрос явно ожидает.

– И как тогда ясновидение можно счесть фундаментальной магической наукой, если того самого фундамента не существует?

Пауза затянулась, но интригующая улыбка ректора давала надежду на ответ. Он обвёл взглядом аудиторию, заговорщицки поднёс палец к губам, норовя перейти на шёпот. Он остановился на скромнице Эльзе и, говоря будто только ей, поделился тайной:

– Судьбу можно обмануть. Да, это непросто. Да, это целое искусство. По сути, это исключение, которое подтверждает правило.

Однако можно, будучи на два шага впереди.

Виктор уловил в теле дикую вибрацию. То ли магическую, то ли по причине возбуждения словами ректора. И всё же до боли в висках он мысленно проговаривал всё, что услышал, размашисто фиксируя слова в тетради, боясь потерять хоть одну фразу из контекста.

– Чёрт… – выругался он, когда сломал карандаш, а писать оставалось ещё довольно много.

Эльза мигом протянула свой ветхий огрызок грифеля, глядя с пониманием и вроде как таким же возбуждением.

Но Виктор отмахнулся с небывалой агрессией:

– Без твоего мусора обойдусь.

Такие огромные светлые глаза, взирающие на соседа, вмиг померкли, опустели. Виктор понял: обидел, злостно задел за живое. И вроде пожалел, но вины не признал.

– Вы никогда… – продолжил ректор, – Не услышите в Утёсе таких скандальных заявлений, как то, что прозвучало от меня минуту назад.