Сон в летнюю ночь

– Ага! Как же! Вы такие же звенья в пищевой цепочке, как и эта глупая пичуга!

Листья вокруг возмущённо зароптали, но старик, собрав все свои силы, тоже оглушительно затрещал, перекрывая шум вокруг и изображая гомерический хохот.

На какое-то время наступила тишина. Даже птица прекратила петь. Никто ей не аплодировал, не восхищался… Секунды две она в недоумении оглядывалась, потом обиделась и улетела.

– Раскрывает птичка рот – да не знает, о чём поёт, – съехидничал ей вслед довольный дед.

– Зачем вы так поступаете? – закричали раздосадованные листья, – зачем всё портите и говорите злые и непонятные слова? Объяснитесь!

– Что?! Это вы мне? – высокомерно вытянулся во весь рост старикан.

– Да! Вам! Вам! – стало доноситься со всех сторон, – Объяснитесь! Объяснитесь!

– Ну, вот… – с досадой пробормотал вредный старикашка, – теперь они требуют от меня объяснений… что может быть хуже, чем учить глупую поросль…

– Вы уж постарайтесь, – настаивали возмущённые листья.

Старик понял, что от него не отстанут.

Кажется, что он уже пожалел, что затеял этот спор.

– Вам ведь всё равно этого не понять, – начал он вяло препираться, – что вы видели в своей жизни, кроме этих недалёких пичужек? Разве вы хоть раз слышали, о чём говорят настоящие мыслители? Являлись ли вам великие философы, которые смогли бы объяснить, как устроен мир и для чего всё это?

– А вам являлись? – тут же стали напирать на него со всех сторон.

Отшельник попытался было сбежать и спрятаться за свою загородку, но и этот номер не прошёл – разъярённые собратья начали опасно раскачивать ветки.

Зудели вспугнутые насекомые, трещали сухие отжившие сучки. В любой момент и его закуток мог бы так же треснуть и сломаться. И тогда он сдался.

– Когда я был молодой и зелёный, – произнёс он сварливым тоном, -мне, в отличие от вас, удалось узнать кое-что…

– «Кое-что»? – рассмеялись листья, – о чём «кое-что»?

Старику не понравился их смех. Да и вообще, кто они такие, эти молодые прощелыги, чтобы смеяться над его жизненным опытом!

– Профаны, – процедил он сквозь зубы, – разгалделись…

Но всеобщий галдёж только усиливался.

Всё зелёное население веселилось от души. Раскачивались ветки, отовсюду неслись всевозможные предположения, обсуждались похождения дедули, хохот… Старца начал охватывать гнев. Он высунулся из-за сучка, грозно выпрямился и громко, со всей силы выкрикнул:

– Цыц!

Галдёж потихоньку смолк и сменился враждебным молчанием.