УГОЛовник, или Собака в грустном углу

– Какого звонка?

– Тогда, помнишь, ты обещал позвонить?

– Не помню.

– Видишь, а я помню… И как мы встретились в институте, и как смотрели друг на друга, стараясь угадать: поступил другой или нет, считать его однокурсником или тут же забыть… Неужели не помнишь?

– Это я помню, – подтвердил Димыч, который помнил всё, кроме своего обещания позвонить ей.

– Огурец, помнишь, который мы нашли в метро, идя из института, и там же съели его на счастье? Ты был худым, робким, но я всё равно в тебя влюбилась.

Ты мне обещал на следующий день позвонить… Боже, как я ждала твоего звонка. Весь день не подпускала никого к телефону, чтобы ты случайно не наткнулся на «занято» и не раздумал звонить. До трёх ночи я все надеялась… А утром я уже тебя разлюбила, вот так. Потом…

– Мы уехали в колхоз, – подсказал Димыч, и заметил, как ее взгляд дрогнул.

Они замолчали.

– Да, Димыч, – наконец сказала она, вздохнув. – Хотя… многое из того, что помним, мы сами же и придумали. Вспоминаем чего-то, переживаем, мучаемся как дураки, а потом все оказывается… Да, да, всё наше распрекрасное прошлое – одна сплошная выдумка.

Димыч стоял спиной к перилам, прислонившись к столбу, поддерживавшему крышу террасы, и не сводил с неё глаз. А она, полусидя на перилах, поглаживала ладонью еще теплое дерево, глядя в сторону освещенного луной вокзала со старым тополем, на узловатых ветвях которого чернели брошенные птицами гнёзда.

– Ты, конечно, знаешь, что его судили?

– Как? – изумилась Лариса.

– Я узнал это случайно. Слышал в институте разговор, что Андрея судили… Я так же, как ты, удивился, стал расспрашивать и мне всё рассказали.

– А откуда они знают?

– Ты мне не веришь?

Он вспомнил душный, сырой воздух в пустом черном поле, жестком от колючей стерни, где горячо и удушающе-пахуче отдавала своё тепло вянущая трава. Вспомнил Андрея, затаившегося с Ларисой в стогу сена, где она корчилась в сладостных муках желания и страха, одолеваемая не столько его настойчивостью, сколько собственным любопытством; вспомнил своё отчаяние, желание напиться.

Вспомнил поучительней рассказ Андрея, как он из-за водки потерял жену, которую любил без памяти, даже вскрыл себе вены – и с тех пор запретил себе брать в рот спиртное. Андрей говорил, а Лариса не сводила с него глаз, всем телом жалась к нему, с обожанием поглаживая его сильную загорелую руку…

Он помнил всё, ярко, подробно, хотя давно хотел бы это забыть.