Неаполитанская кошка

И глаза, немного выпуклые, прикрытые тяжелыми веками, почти черного цвета и умные. Да-да, умные глаза с проникновенным, внимательным взглядом. Волосы почти седые, коротко стриженные.

Я знала, что его будут готовить к операции, потому как желчный пузырь его был набит камнями, и что оперировать будет наша прекрасная Лара Трофимова, моя подруга.

Я проследила за всем, что происходило с Алексом в больнице, была в курсе, как прошла операция, как он себя чувствует, и как бы случайно выяснила, что он не женат.

Возможно, появись в его палате такая же интеллигентного вида женщина, жена, я ограничилась бы лишь наблюдением за пациентом дистанционно, но поскольку к нему приходил только примерно такого же возраста, как и он, мужчина, не то брат, не то друг, я решила немного поухаживать за ним…

Так мы познакомились, подружились, и мне было абсолютно все равно, что болтают за моей спиной медсестры и врачи.

У нас с Алексом случился роман, и наш главврач, Гольдман Михаил Евгеньевич, который давно уже добивался меня, был просто в бешенстве.

Он несколько раз вызывал меня к себе в кабинет, чтобы сделать внушение, мол, не нужен тебе этот «физик-ботаник», что стыдно, Зоя, крутить любовь на рабочем месте. Пытался убедить меня в том, что если я буду к нему, к Гольдману, благосклонна, то мне и вовсе не придется работать и что я смогу спокойно сидеть дома и смотреть сериалы (некоторые мужчины всерьез считают, что для женщины это и есть настоящее счастье).

Словом, нес такую пургу, что мне было за него даже стыдно.

Возможно, он действительно был в меня влюблен и таким вот дурацким способом выражал эту свою любовь, или же я просто оставалась той единственной, не помеченной им как самцом особой женского пола, добиться которую было для него делом чести (это как опытному охотнику пристрелить последнего в лесу оленя).

Много лет прошло, целых семь, как Алекса не стало, и я, понятное дело, как-то научилась жить одна.

Любовники – не в счет. Их было всего трое, и все женатые, однако – я никогда в жизни не подпустила бы к себе Мишу Гольдмана. Даже если бы он развелся со своей женой и ограничивался бы выходными, чтобы посвятить их дочкам, – все равно.

Гольдман был свидетелем нашей с Алексом любви, и иногда, когда, уже вдовствующую, он навещал меня, то я начинала подозревать именно его в смерти моего мужа.

Откуда было у меня это чувство – сама не знаю.