Я – тринадцатый!..

Что он продолжал еще любить – так это рассвет, который сулил конец дежурства и близкий отдых, друзей, холсты и масляные краски.

Но до рассвета теперь еще ох как далеко. В нагрудном кармане халата Романцева бланк с вызовом, Водитель, угрюмый гигант Ваня, выжимает из двигателя рафа все, что можно, а сзади, в салоне, примостилась Ниночка, новый фельдшер. Врач Валентин Романцев и они – вот и вся тринадцатая бригада.

Валентин любил дальние вызовы. В дороге исчезали сами собой нудные и скучные мысли, появлялись новые – легкие и недолговечные.

Этот вызов не был особенно дальним: предстояло проехать в залинейную часть города, но все равно оставалось время на то, чтобы как-то отрешиться и подумать о чем-то своем.

Улицы становятся вертикальными, бегут навстречу огни фонарей, и Романцеву они кажутся двумя струями серебристых пузырьков, выстреливающими из ноздрей Левиафана, залегшего где-то в темных глубинах ночи, в которой затонул город. «И мы падаем в глубину, словно батисфера Пикара» – подумал он.

Он почувствовал себя избранным, исследователем этих глубин, которые имели своих обитателей – бледных, с расширенными испугом глазами.

Редко какое окно светится, на шоссе – пусто: средних размеров провинциальный советско-русский город спит, сотни тысяч людей забылись в мохнатых лапах сна. И, словно врываясь из другого мира, по объятым тишиной улицам оголтело мчится раф.

Романцев думал – что такое сон? – Он отнимает разум, во сне человек и зверь одинаковы, первобытная, древняя тревога совсем близко, оно рядом, дышит в затылок, рождая кошмары, сквозь мутную пелену которых где-то внезапно прорывается алая звезда боли.

Сейчас сигнал поступил из залинейной отдаленной части города. В бланке вызова указаны фамилия и имя: Филиппова Анастасия, обозначен возраст – семьдесят лет и жалобы – боли в сердце.

У железнодорожного переезда Иван затормозил:

– Ах, ты, б…! – выругался: шлагбаум закрыли, теперь жди, пока поезд пройдет.

Впереди несколько автомашин. Иван обходит их и по белой полосе и рафик оказывается почти у самого полотна, на другой стороне которого виднеется будка со светящимся окошком.

– Ну, теперь жди не меньше получаса! – вздыхает Иван. – Этот переезд полжизни у меня отнял, хоть бы мост построили какой-нибудь…

Идут минуты, а поезда все нет. Прохладный ветерок проникает в кабину и дует в затылок.