Сорок дней пути

Сорок дней пути

Сергей Валерьевич Захаров

«…А там дёрнуло, вспыхнуло, ослепило – и стихло. Мать, изнатужившись, изогнувшись, всхрустнув всеми суставами и костями, отъяла седьмую змею, выжила ее из себя, и ничто больше не связывало их. Тело мамино распрямилось, излегчилось и опустело. Семь бордовых печатей перестали кровоточить…» Тебе 16, и ты только что осталась без матери – можно ли представить ситуацию страшнее? Именно в таком положении оказалась главная героиня повести. И помочь ей никто не сможет – только она сама.

Сорок дней пути

жестко о главном

Сергей Захаров

© Сергей Захаров, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

…И дедушка, ущербный «Хемингуэй», названивал с хмурого утреца, выл озадаченным зверем.

– У-у-у, Валечка-то, Валь… ик… люшечка наша, чего утвор… ик… рила, дочечка-то, у-у-у… – разбирала девочка, ожидая: спросит дед, не спросит – про то самое? Угадала мама или нет?

Спросил. Провывшись едва, проикавшись, слово в слово спросил – как пророчила мать.

Словно в воду глядела – в безжалостную и чужую воду.

– А скажи, внучечка: не оставляла ли мамка чего? Не давала ли чего сохранить – перед тем, как в больницу лечь? Ты скажи, деточка, как есть. Дедушке можно – дедушка тебя любит. Дедушка тебе рОдный. Своя кровь, уу-у-уу…

И снова взгудел икающей трубой Иерихона, а девочка с вопросом тем и глотнула, во второй, за полкруга, раз – твёрдого воздуха. Страшного воздуха. Камня. Набьёшь им против воли легкие, а дальше – стоп! Ни вынуть, ни внять, и сходятся в лезвие грани, и стой, балансируй, держись на кровящих ступнях…

Не выстоять.

Поехала девочка по обоям вниз, а в глазах, сквозь хвостатые искры: зверёк. Детёныш звериный, не разбери чей – голый еще и слепой, незадолго на свет явленный. Наобум тычет влажной мордахой, щупает суженный мир… Ищет. Ищет сосок на мамкином брюхе, а соска – нет! Ни мамки, ни брюха, ни соска – ничего. Нет жизнетворной связи, а розовым-детским в стороннюю твердь – не из приятных занятие. Жутковато это – когда в твердь. Совсем, начистоту, никуда.

Так прихватило – и отмякло, отлегло. И правильно, что отлегло – она же, как мама. Должна быть, как мама. Умная, сильная и, если нужно, злая – неизвестно вот только, будет ли.

Антикварная трубка качалась на аспидном проводе, гундосила выцветшим дедом. Понятно, расклеился. Понятно, страдает. А ведь спросил! Так вот и брякнул в лоб, на другом ладу – почти без спиртом согретой слезы.