Последний воин Империи

Справа от камина он обнаружил ту, кого искал, – Адальберту, хозяйку замка. Формально хозяйкой считалась молодая беременная женщина, сидевшая там же, – жена Робура. На самом деле всем заправляла его мать, статная пожилая дама. Адальберта приветливо кивнула учителю. Торд подошел к ней, поклонился в ответ и задал вопрос.

С губ Адальберты сбежала вежливая улыбка.

– А, эта Инги… Она, в сущности, незлая девочка, но очень неуклюжая. К тому же туповата. Я постоянно пытаюсь объяснить ей, почему она поступает плохо, а она словно не понимает.

И раз за разом совершает проступки…

– Ломает руки братьям? – ухмыльнулся Торд.

– Не только братьям. И не только руки. Она портит всё, к чему прикоснется. Мы наказываем ее, но нельзя же постоянно колотить девочку за мелкие провинности? Что с ней делать, когда начнутся крупные?

Вагару стало еще интереснее.

– Можно на нее взглянуть?

– Да, если хотите, – сухо ответила Адальберта. – Инги сейчас в девичьей башне, с другими девочками. Там теплее.

Они вместе вышли из зала, прошли темным коридором и направились наверх по сумрачной винтовой лестнице.

В девичьей башне было уютно, светло и тепло. В застекленные витражные окна лился разноцветный свет.

Пахло духами, цветочным воском и сушеными яблоками. Девицы и девочки, сидя кругом за пяльцами, вышивали шелком. Чтобы подруги не заскучали, одна из них, поставив перед собой пюпитр с нотами, играла на цитре и нежным голоском пела балладу об отважном рыцаре и ужасном магхаре. Когда вошла Адальберта, пение прервалось.

Рукодельницы отложили пяльцы, привстали и приветствовали ее хором:

– Здравствуйте, госпожа бабушка!

Адальберта кивнула, и девицы вернулись к своему занятию. Снова забренчала цитра.

– Вон она, – Адальберта указала в дальний угол.

Там сидела мрачная девочка в голубом платьице и с явным отвращением ковырялась иголкой в натянутом на пяльцы шелке.

– Иди сюда, Инги!

Девочка встала, подошла поближе и присела в неглубоком реверансе, с подозрением глядя на вагара.

Прочие девочки сразу зашушукались, с любопытством ожидая, что будет. Особенного сочувствия в их любопытстве не ощущалось. В самом деле, девочка была не из тех детей, что вызывают приязнь с первого взгляда. Да и со второго тоже. Маленького роста, болезненно худая, некрасивая; бледное лицо без всякого намека на румянец, у висков – две пепельные косички баранками. Но хуже всего были ее глаза под белесыми бровями: бесцветные, неподвижные и холодные, как у ящерицы.