Жили люди как всегда. Записки Феди Булкина

Но судьба избежать не дала, и обидеть неузнаванием Николая Васильевича было невозможно и неудобно. С чем отошли они вместе от киоска к скамеечкам, закурили.

Часто время, разделив нас годами, делает чужими, часто годы не властны бывают над прежней дружбой, и странно так: жизнь кипит, ежедневно событиями полнится, а за столько лет, бывает, в рассказ коротенький не наскребешь.

Меж старинными приятелями шел сперва неловкий, обычный для давно не видавшихся разговор, то цепляясь за прежнее, то хватаясь за новое, о политике, ценах… Наконец удержались они за общее меж живущими раздражение днем сегодняшним и по этой ниточке благополучно вернулись в минувшие дни.

Так, как будто и не разделило их время… А оно меж тем было хотя и весеннее, а вечернее. С чем вскоре Николай Васильевич кинул взгляд на часы. Иван же Петрович, тотчас это подметив, забеспокоился и, растерянно и даже как-то беспомощно вглядываясь в лицо приятеля, со странной тревогой спросил:

– Ты торопишься?

– Извини, это так, по привычке… – смущенно пробормотал в ответ Николай Васильевич, про себя с удивлением отмечая, что приятель его, хотя мало чем во внешности изменившийся, ведет себя как-то странно, точно за разговором о политике и прежних знакомых скрывает что-то, хочет высказать или спросить…

– Знаешь… – произнес и в самом деле Иван Петрович вдруг нерешительно.

 – Видишь ли, хочу спросить у тебя одну штуку…

– Что такое? Спрашивай-спрашивай…

– Ну так вот… то есть… Разве ты не знаешь, собственно… Разве никто не говорил тебе…

– Что такое? Что случилось-то?

– Дело в том… что я… так сказать… дело в том… Ведь ты, Николай, в самом деле… ты ведь видишь меня?

– Вижу, разумеется, ты о чем?

– Сам не понимаю, как случилось, что тебе не сказали… Видишь ли, дело в том, что я умер.

И всегда в прежние времена был горазд Иван Петрович на выдумки, но уж эта была так странна и не в прежних его традициях, что не по себе от нее разом сделалось Николаю Васильевичу.

Лицо пошутившего выражало сильнейшее беспокойство, в нем читал Николай Васильевич отчетливо: не о шутке и не о выдумке речь. Единственным объяснением была мысль о том, что Иван Петрович… рехнулся.

– Ну ты скажешь, Иван… – промолвил он нерешительно и, не зная, как далее держать разговор, замолчал.

– Уж пять лет тому, Николай. Очень странно, что ты не знал. Я и сам бы тебе не сказал, но, видишь ли, дело в том, что… ты первый, кто меня с тех пор видит.