Успеть изменить до рассвета

Но сначала, сразу после смерти родителей, Варе мешала сентиментальность – как она отсюда сбежит, где вся жизнь прошла и столько с мамочкой-папочкой связано? Потом прижилась – а теперь вот Данилова привела. Квартира между тем потихоньку ветшала. Совсем не Варина то была стезя – ремонты затевать и организовывать, магазины объезжать в поисках подходящих обоев или паркета. Вот и серели потихоньку от уличной копоти потолки, вылетали паркетины в коридоре, принялась обваливаться плитка на кухне. В сервантах-секретерах пылились книги – некогда советски-дефицитные Пикуль да Дрюон.

В углу угрюмо дремал советского образца сейф – Варин отец хранил в нем трофейный пистолет и партийный билет; теперь там валялись документы на квартиру и машину. Несгораемый ящик гляделся символом этого жилья – громоздкий, пыльный и, по большому счету, никому не нужный.

Но решительно не из-за неухоженности не нравилось Алексею это жилье. Как-то жала ему эта квартира, как-то натирала, словно ботинок не по ноге или колючий шарф. И дело было – он боялся себе в этом признаться, но факт оставался фактом – не только в непривычной среде обитания.

И не только в том, что ему эту среду приходилось с кем-то делить. Даже с такой бесконечно любимой и желанной девушкой, как Варя, которую он столько добивался.

Он привык быть самим собой – по крайней мере, дома, когда оказывался один. А тут все время приходилось надевать на себя что-то вроде защитной маски. Или забираться в тот самый стакан – просто хотя бы для того, чтобы соблюсти пресловутое, как любят говорить американцы, прайвеси.

И не влезть ненароком в мысли и чувства подруги. И это было тяжело и требовало напряжения – не расслабишься. Даже наоборот, ему порой прилетало за то, что он слишком уж сильно закрывается, – не может с пол-оборота считывать мысли и желания любимой.

Девчонки – они ведь такие смешные и глупые, даже несмотря на то, что бывают столь высокообразованными умницами, как товарищ Кононова. Иной раз после обеда скажет призывно: «Леш, а Леш!» – и молчит.

Он переспрашивает: «Что?» Молчит. Он начинает злиться: «Да что же?» А она, уже с раздражением – большие, корпулентные люди, как она, они ведь быстрее заводятся:

– Как ты не понимаешь? А еще экстрасенс называешься!

И не объяснишь ведь ей, что он специально, как не раз клятвенно обещал, будучи рядом с ней, ставит себе защиту и в ее мысли и чувства – ни-ни. Барьер этот, правда, постоянных усилий требует, как если в компьютере всегда программа незакрытая работает.