Еврейский член

Однако результат меня разочаровал. Там все было очень сухо, и мне довольно быстро надоело водить рукой туда-сюда. Это было до того, как я узнала, что лубриканты можно применять практически со всем, и наконец поняла, почему в больницу иногда доставляют людей, у которых полгостиной в задницу засунуто. Думаю, это все от одиночества, доктор Зелигман, – они не умеют выразить свои желания.

По-моему, вот-вот пойдет снег, доктор Зелигман. Тучи такие, будто того и гляди лопнут, а когда я шла сюда, в воздухе пахло зимой.

Знаете, перед сумерками в атмосфере разливается такая особенная серость, которая скоро поглотит свет, и невозможно отличить, что ты чувствуешь, а на что смотришь. Когда уже настолько холодно, что заметно, как как из человеческих тел уходит тепло. Но в другие дни у вас отсюда, наверное, замечательный вид. Доктор Зелигман, а вы выходите посидеть в парке у вас под окнами? Когда я еще ходила на работу, в обеденный перерыв я отправлялась в парк, в один из тех чудесных парков, которые немцы изуродовали бы, а британцы считают чуть ли не священным местом, там настоящие цветы и дружелюбные собаки. Но больше я туда не хожу. Боюсь, люди заметят, что со мной происходит, да и если бы я там уселась в своем нынешнем состоянии, чувствовала бы себя самозванкой. А еще я перестала ходить в парк потому, что, если я часто слушаю разговоры других людей, все во мне начинает истекать кровью. Именно это так жестко дает понять, насколько на самом деле банальна человеческая жизнь. Пока разговариваешь только с самой собой, какие-то подробности можно опустить, но когда вокруг бессмысленная болтовня окружающих, меня охватывает острейшее желание себя убить, и я больше не могу не думать о том, что наша планета – просто умирающая звезда, несущаяся в бесконечной пустоте и даже не заслуживающая солнечного света, который поддерживает в нас жизнь. Будь моя воля, солнце взорвалось бы немедленно, положив конец этой неистовой глупости, я даже подумывала, не онеметь ли навсегда. Вам, быть может, трудно это вообразить, доктор Зелигман, но я просто не желала больше участвовать в пустопорожних словоизвержениях. В те времена, когда я еще сиживала в парке, мне всегда хотелось, чтобы этих бездумных людей обделали голуби, запятнали бы их за все зло, что они натворили, за то, что не понимают: их так называемые личности – лишь слои никчемной белиберды.