Над пропастью во лжи

Над пропастью во лжи

Юрий Маркович Нагибин

Всемирная литература

Юрий Нагибин – известный писатель и сценарист, «златоуст» российской литературы. Его содержательные, проникновенные рассказы смело можно считать эталоном короткой прозы.

В рассказе «Безлюбый» приговоренный к смерти за убийство члена царской семьи террорист никогда никого не любил. Перед казнью он знакомится с женой своей жертвы, которая влюбляет его в себя, мстя за гибель мужа. «Рассказ синего лягушонка» полон не только завораживающих описаний животного мира, но и философских размышлений о жизни, счастье, и о самом главном – любви и смерти. Насколько важно быть честным перед собой и есть ли предел тотальному обману? Рассказ «Над пропастью во лжи» – о беспросветной лжи сталинской эпохи, ее безграничности и вседозволенности.

Юрий Нагибин

Над пропастью во лжи

Безлюбый. Рассказ

Поражало его спокойствие. Ненаигранное, без сцепленных челюстей, скрученных напряжением мускулов, сбивающегося дыхания и опрокидывающихся глаз. Он был естественно, раскованно спокоен, с легким налетом усталости и скромной удовлетворенности, как студент, сдавший трудный экзамен строгому и капризному профессору. Но и ни малейшего гонора, высокомерия, сознания своего превосходства не было в нем. Без тени позы он подчинялся заведенному несложному порядку. Деловито съедал невкусную еду, которую ему приносили трижды в день, позволял врачу осматривать поверхностную, но болезненную рану в предплечье, а санитару – перевязывать. Тот делал это неумело и грубовато, наверное, не по злобе, просто плохие руки.

Понаблюдав его в течение двух недель, врач сказал коменданту крепости: «Неужели возможно такое самообладание? Или это моральная тупость? Непроницаемость ни для физической, ни для душевной боли?» «А может, преданность идее?» – задумчиво сказал комендант. Врач с сомнением пожал плечами. Узник был приговорен к смертной казни через повешение. Неужели преданность идее избавляет от страха перед такой смертью?

Казнь уже давно следовало привести в исполнение. Узник наотрез отказался от подачи прошения на высочайшее имя. Он сделал это твердо, жестко, но без вызова. «Я не вижу никаких оснований для подобной просьбы, – сказал он спокойным, чуть насмешливым голосом. – Я не юнец, не ведающий, что творит (ему было двадцать шесть лет). И не чувствую раскаяния. Если бы пришлось, я бы все повторил сначала».