Женщины Никто

А тоску в глазах всегда можно разбавить увлажняющими каплями.

С ней могло произойти все, что угодно, ее жизнь всегда была непредсказуемой, и в принципе она была готова ко всему.

Но то, что случилось с Полиной Переведенцевой в тот день, было больше похоже на липкий ночной кошмар – от таких просыпаешься с подступившим к горлу колотящимся сердцем и не можешь уснуть, пока не глотнешь новопассит и четверть часа бессмысленно не потаращишься на фонари в окне.

Молодой врач смотрел на нее с таким выражением лица, словно заключил сам с собою пари: заплачет или сдержится.

Если только Полина сама это не придумала в отчаянной попытке цепляться вниманием за мелкие детали, лишь бы подольше не услышать самого главного, того, за чем она сюда и пришла. А у врача этого таких, как она, три десятка в день: ну разве что они не носят туфель ручной работы из кожи игуаны и душатся не тысячедолларовым «Clive Christian», а чем-нибудь попроще из ближайшего «Л’Этуаля».

– Необходима биопсия, – он вздернул брови – густые, колоритные, они кудрявились на концах и были промелированы ранней сединой.

А в целом он был вполне ничего, этот врач. Но на Полину смотрел не как на красивую женщину, которая бездарно маскирует страх и отчаяние кокетством, а как на лабораторную крысу, объект изучения. И это было страшно.

– Вам в семнадцатый кабинет. Сдадите анализы, оплатите в кассе, в понедельник придете за результатами.

– В понедельник… Но сегодня четверг, – у нее пересохли губы.

 – Нельзя ли пораньше, как вы не понимаете…

– Я все понимаю, – перебил врач, который знал, что в коридоре его дожидается очередь из десяти с лишним человек, – но лаборатория уже закрылась, а завтра у нас санитарный день.

– Три дня… Три дня ада, – вздохнула Полина.

– Может быть, все и обойдется, – без особенного энтузиазма подбодрил ее врач.

Вывалилась в коридор – словно на сухой январский морозец из беспощадно протопленной бани. Женщины из очереди уставились без стеснения, пытаясь прочесть по ее лицу: пан или пропал? Только одна из них, в повязанном по-старушечьи темном платочке, который старил ее желтое осунувшееся лицо, смотрела на туфли – наглые, сиреневые, с золотыми пряжками.

Для нее Полинины туфли были не просто обувью – непрактичной, немного вульгарной и неприлично дорогой, но чудесным артефактом с другой планеты. Из мира где– кто-то-запросто-носит-обувь-с-золотыми-каблуками.