Особый случай

Грохочет 20-ый трамвай по пустынному, почти безлюдному городу. Тревога в душе нарастает… От Светлановской площади по 2-му Муринскому, вдоль девятиэтажки с магазином на первом этаже… Налево… Чем ближе к больнице, тем быстрее шаг, почти бегом к палате… Из-за двери – дикий ор и звук, похожий на шлепок. И – бесконечно несчастное, заплаканное лицо Павлушки. Он стоял, держась за оградку, мокрый весь – до лопаток. А в глазах застыли недоумение и обида.

Она не умела молиться… Иногда только ловила себя на единственном слове, звучавшем где-то в глубине сознания.

«Господи» – звучало не набатом, скорее, метрономом, как пульс живой связи – живого нерва, оглушенного, но не убитого насовсем. Это могло означать «хорошо-то как!», изредка – «прости», но никогда «за что?». А в самую трудную минуту, когда перехватывало дыхание от невыносимой боли, в ней натягивалась тугая струна, и всё внутри замирало. Переждать, перетерпеть, выстоять. Зная – помощь будет, спасение есть.

Палата основного пребывания была на втором этаже старинного особняка.

Девять детей от полутора до трёх лет, привязанных к железным кроватям жгутами. Иногда казалось, что их не меньше девяноста… Порой, оставаясь с ними один на один, понимаешь, что тебе не справиться, как ни стараешься – петь, читать сказки, даже прикрикнуть на кого-то порой. Труднее всего было сладить с Димкой – любимцем нянечки – санитарки, полуторагодовалым крепышом. Казалось, что это существо не пробить ничем. Не имевшая выхода неуемная энергия этого человеческого детеныша была мукой для того, кому приходилось укладывать спать детскую палату. Все только диву давались, о чем они журчали с пожилой санитаркой, вышедшей на работу после очередного запоя. Была у неё заветная мечта – усыновить Димку. Молодёжной части персонала она казалось совсем старой. На самом деле, ей и пятидесяти не было.

Белый халат… Конечно, он идет большинству женщин. Это про халаты врачей и медсестер.

Матерям по статусу был положен халат нянечки, санитарки, уборщицы. А это совсем другой коленкор, как говаривала прабабушка Павла. Но наличие спецодежды было обязательным условием присутствия в палате с больными детьми. Увы, шапочка сползала с головы, все время развязывались завязки, и даже не глядя в зеркало, можно было быть уверенной, что она не красит. Совсем. Никого. Мать Павлушки сама себе в этом облачении казалась подобием старой няньки.