Похищение Европы

До конечной остановки остался один длиннющий перегон, за который я успевал обычно прочитать страниц семь. Вагон опустел на предыдущей станции. Остались лишь мы вдвоем.

Она решительно поднялась и нахально села рядом со мной.

– Как вам книжка? Нравится? – она спросила это, глядя на меня в упор, прищурясь.

– Нравится, – ответил я, – Местами.

– Какими местами?

– Понятными.

– А что тут непонятного?

– Их привычки… Не люблю чужих привычек.

Она усмехнулась.

– Откуда у вас этот том?

– Купил.

– Где купил?

– На развале.

– У Большого?

– У Большого.

– Когда?

– С неделю назад.

– Серенький такой типчик продал? Да?

– Не запомнил. Невзрачный какой-то. Но цвет не запомнил – может быть, серенький, может быть, красненький, а может и голубенький. Сейчас все может быть, особенно, у Большого. А что?

– Это мой брат. Он книжками там торгует по праздникам. А в будни таскается с ними на Арбат. Он – серенький. И не голубенький. Немножко красненький. Это от нищеты духовной.

– Зачем вы меня об этом спросили?

– Это моя книга. Я ее узнала. Посмотрите, на десятой странице в уголке поставлен восклицательный знак. Я так свои книжки мечу.

– Вы – Паня? – я вдруг заволновался, быстро заглянув на десятую страничку и тут же обнаружив незамеченный мною раньше восклицательный знак.

– Нашли записку?

– Нашел. А вы меня что, выслеживали, Паня? Хорошо хоть живы, слава богу! А то я уж думал…

– Вы болтун!

– Почему болтун?

– Потому что в четырех коротких фразах задали сразу несколько вопросов.

– Ну, спасибо! Уважили.

– Ага.

– Ну так вы Паня?

– Ни в коей мере. Я – Панина дочь.

– А Паня? Она жива?

– А что с ней сделается? Такие закладки как в этой книжке у нас еще в пяти, не меньше.

– Так это у нее такая привычка? Прощаться и никого не винить?

– Она дура. Образованная старая дура. Неудавшаяся поэтесса. Ни одной книжки не издано.

– А вы кто?

– Я ее дочь, и поэтому согласно генетике тоже дура.

– А меня зовут Антон.

– Энтони? Как героя Грэма Грина?

– Почти. Но он Энтони, а я всего лишь Антон.

– Ответить на другие вопросы?

– Сначала имя.

– Эдит.

– Что?

– Эдит. А вы думали, я вам сказала – «иди ты»? – она зло рассмеялась и прищурилась.

– Так и подумал.

– Это меня Паня так назвала. Разве может умная мать в СССР живого ребенка Эдитой назвать?

– А певица?

– Ее не у нас назвали.