Искупление. Миры Лунасгарда II

В легендах говорилось, что грифон одним ударом разрывает коня и всадника. Тагрия и раньше знала, что в легендах не все правда, вот и здесь – грифонам точно пришлось ударить не один раз. Может быть, два или даже три.

Когда смогла наконец оторвать глаза от страшного зрелища, Тагрия посмотрела вверх. Но ни грифонов, ни даже стервятников не увидела, только легкие перистые облака кружили над мертвецами.

– Знаешь, Бет, – дрожащим голосом сказала Тагрия, – мне тут не нравится. Поехали-ка дальше.

И вообще, давай сегодня попозже остановимся, а?

Бетаран спорить не стал. В последнее время он взял привычку во всем соглашаться с сестрой. Не то что раньше – но как же она скучала по прежнему, языкастому, упрямому как мул Бетарану! И пусть бы он во всем подражал Морию, пусть бы вечно спорил с ней, насмехался и грубил, лишь бы не это мертвое равнодушие!

Солнце село, но Тагрия упорно подгоняла лошадей, пока не стало совсем темно. Тогда она устроила привал как можно дальше от дороги, в буковой роще.

Быстро накормила Бетарана овсяной лепешкой и связкой сушеных слив, найденных в крайнем доме одной из встречных деревень. Хозяев там не оказалась – то ли их увели жрецы, то ли забрали для своих нужд маги. Тагрия не стала выяснять.

А ночью, когда она лежала, слушая дыхание брата и боясь заснуть, над верхушками буков пронеслась крылатая тень – никакая птица бывает такой огромной.

Тагрия не вскрикнула, только открыла рот и зажала его ладонями.

Тень на мгновение закрыла небо и улетела дальше, туда, где остались мертвые жрецы. Вскочив, Тагрия в ужасе смотрела ей вслед. Но колдовской зверь, похожий сразу на льва и на орла, не вернулся за двумя человеческими жизнями. Не в этот раз.

В ту ночь она впервые заплакала, обняв молчащего Бетарана и дрожа, как мышонок перед кошкой. Одна, с глупой своей детской магией, когда вокруг все отмечено заклятием, а над головой летают грифоны – куда она вообще едет? Что ей искать, если везде то же самое, везде серый туман и маги, и жрецы, которых маги убивают?!

Но пришло утро, с белесым рассветом, с легкой весенней прохладой, и Тагрия упрямо оседлала лошадей и продолжила путь.

Серо-коричневая полоса дороги с местами проросшей травой давала если не надежду, то хоть занятие. Остановишься – не будет и этого. Тогда проще было остаться в Дилоссе и ждать милосердия от жрецов.