Стихотворения

И сквозь вихрь непрерывных веков

что-то снова коснулось меня, —

тот же грустно задумчивый зов:

«Объявись – зацелую тебя…»

2

Проповедуя скорый конец,

я предстал, словно новый Христос,

возложивши терновый венец,

разукрашенный пламенем роз.

В небе гас золотистый пожар.

Я смеялся фонарным огням.

Запрудив вкруг меня тротуар,

удивленно внимали речам.

Хохотали они надо мной,

над безумно-смешным лжехристом.

Капля крови огнистой слезой

застывала, дрожа над челом.

Гром пролеток и крики, и стук,

ход бесшумный резиновых шин…

Липкой грязью окаченный вдруг,

побледневший утих арлекин.

Яркогазовым залит лучом,

я поник, зарыдав как дитя.

Потащили в смирительный дом,

погоняя пинками меня.

3

Я сижу под окном.

Прижимаюсь к решетке, молясь.

В голубом

всё застыло, искрясь.

И звучит из дали:

«Я так близко от вас,

мои бедные дети земли,

в золотой, янтареющий час…»

И под тусклым окном

за решеткой тюрьмы

ей машу колпаком:

«Скоро, скоро увидимся мы…»

С лучезарных крестов

нити золота тешат меня…

Тот же грустно задумчивый зов:

«Объявись – зацелую тебя…»

Полный радостных мук,

утихает дурак.

Тихо падает на пол из рук

сумасшедший колпак.

    Июнь 1903

    Серебряный Колодезь

Гроза на закате

Вижу на западе волны я

облачно-грозных твердынь.

Вижу – мгновенная молния

блещет над далью пустынь.

Грохот небесного молота.

Что-то, крича, унеслось.

Море вечернего золота

в небе опять разлилось.

Плачу и жду несказанного,

плачу в порывах безмирных.

Образ колосса туманного

блещет в зарницах сапфирных.

Держит лампаду пурпурную

Машет венцом он зубчатым.

Ветер одежду лазурную

рвет очертаньем крылатым.

Молньи рубинно-сапфирные.

Грохот тяжелого молота.

Волны лазури эфирные.

Море вечернего золота.

    Июнь, 1903

    Серебряный Колодезь

Три стихотворения

1

Всё тот же раскинулся свод

над нами лазурно-безмирный,

и тот же на сердце растет

восторг одиночества пирный.

Опять золотое вино

на склоне небес потухает.

И грудь мою слово одно

знакомою грустью сжимает.

Опять заражаюсь мечтой,

печалью восторженно-пьяной…

Вдали горизонт золотой

подернулся дымкой багряной.

Смеюсь – и мой смех серебрист,

и плачу сквозь смех поневоле.