Однокурсники

Посидим маленько и туда!… Там еще потолкуем.

– Вы не на охоту ли собрались? – спросил Заплатин, оглянув костюм Кантакова.

– Ха, ха! Вы думаете, это у меня охотничья сбруя?

Приятель спешно закурил папиросу.

– Нет, это дорожная моя форма. Я ведь сегодня утром… ввалился в Москву… оттуда! – Он указал рукой вправо. – И вчера еще трусил на перекладных. Там не такая погода, как здесь. Везде грязь – непролазная.

– Защищать ездили?

– Это еще впереди. А для знакомства с клиентами.

– Мужички?

– Фабричные.

– Вы… никак, недавно защищали?.. Я читал.

– Как же! Про меня толкуют, видите ли, что я в Гамбетты лезу… ха, ха!.. Специальность себе сделал из фабричных беспорядков.

– Правда это?

– Правда-то правда; но с моей стороны тут умысла, спервоначала, никакого не было.

Кантаков сильно затянулся и выпустил длинную струю дыма.

У его собеседника было особенное настроение. Что-то опять приятно щекотало в груди от этой встречи с таким даровитым и сильным малым, как этот Сергей Кантаков.

Что-то было в его тоне, голосе, минах и движениях подмывательное и бодрящее.

– Лихая беда – начало, Заплатин. Попали на зарубку – и пошло! Первая моя защита в этом вкусе подвернулась случайно. Уступил мне ее мой принципал, у которого я в помощниках.

– Тоже стачка?

– Как же… Пустяшное, в сущности, дело.

– На какой фабрике?

– На прядильной мануфактуре – как водится. Наш Манчестер… Их степенства – разумеется, испужались.

Сейчас в губернию… команду! Все – честь честью! Буйства никакого. Ни погрома, ни хищения… а только оказательства, и довольно толковое, – значит, с уговором, а главное – скопом!

– Удалось обелить?

– Не всех, но почти что всех. Наказание – больше для прилики… С этого и началось. А потом – зима такая выдалась. Несколько было "волнений", выражаясь газетным жаргоном, – и все в одном районе.

– Вы и втянулись? Еще бы! Дело живое!

– Палат каменных на таких процессах не построишь.

А теперь уж и тянет. Жалко народ. Да и совсем новый для меня мир открывается. Есть, я вам скажу, курьезные типы. И умственность у некоторых замечательная, особенно у молодых, которым не больше тридцати лет. Это совсем другая полоса пошла.

– Четвертое сословие! – вставил Заплатин.

Кантаков прищурился на него и повел своим подвижным, нервным ртом…

– Вы, дружище, зашибаетесь? – шутливо спросил он.