Очерки о старой Москве

– Ничего!

– Я тебе говорила – женись.

– Жениться… по нынешним временам…

– Ну, торговлю бы открыл…

– Торговать тоже… по нынешним временам…

– Куда ж теперь пойдешь?

– Туда…

– Куда?

– К тетеньке Василисе на Зацепу спать пойду.

– Ты у ней живешь-то?

– Нет.

– А где же?

– В монастыре…

– Что ж ты, душу свою соблюсти хочешь? – вмешался хозяин.

– Звоню. Колокол у нас большой, край только у него треснул… Шелапутиху хоронили, он и треснул…

– Как же, братец ты мой, – продолжал хозяин, – купеческий ты племянник, на линии, можно сказать, почетного гражданина, а каким пустым делом занимаешься, не купеческим…

Кирюша, уныло повесив голову, обтер рукавом скатившуюся слезу.

– Тетенька Василиса из дому выгнала… Ступай, говорит, вон!.. Холодно было… Всю ночь ходил по Яузе… Из Андроньева монахи взяли… «Звони», – говорят… Сапоги дали. Теперь в теплом соборе служат, а холодный который – заперт… Вчера отец казначей на Солянку за рыбой ездил…

– Стало быть, вы там хорошо едите?

– Монахи едят, – поспешно подхватил Кирюша, – мы звоним. Сегодня раннюю звонил…

– Ну, ступай с богом! Не ближний тебе путь на Зацепу-то, – сказала хозяйка.

Кирюша, положивши в рот указательный палец, робко обвел всех глазами и, тихо пробираясь по стенке, вышел из комнаты. Кухарка дала ему на дорогу пару лещей.

– Прими Христа ради, – сказала она.

Кирюша поклонился ей в ноги, промолвив:

– Благодарим за неоставление.

Первый блин, как говорится, комом. Целый день ходили все вялые. Коты не сходили с хозяйской постели. Ночь проведена беспокойно: хозяйка во сне вздрагивала, хозяин метался всю ночь, Семушка бился головой об стену и неистово кричал; Шарик, к величайшему огорчению дворника, всю ночь не лаял.

«Но уж только с завтрашнего числа я тебя лаять заставлю! Ты у меня на разные голоса лаять будешь, – думал дворник, перевертываясь с боку на бок, – теперь дело масленичное, двор у нас большой, улица глухая… Уж сам я за тебя лаять не буду».

В следующие затем дни желудки попривыкли и стали ладить.

С пирогами, с оладьями,

С блинами, с орехами.

Дворника все беспокоили лещи, которых куплено было очень много.

– Как возможно такую силу лещей съесть, – говорил он кухарке, – никто не одолеет.

Порешили, что, должно быть, в прощеный день[2 - Прощеный день – прощеное воскресенье, последнее перед великим постом.] раздадут нищим.

– А вот у Гужонкина мастер агличанин, – замечал дворник, – весь пост будет скоромное есть.