Лабиринтами памяти

На слова подруги: «Как вообще можно тратить время на это занудство?!», у неё был свой «железный аргумент»: «Они помогают мне определиться с тем, что я хотела бы пережить сама…» «Только не говори, что однажды ты бросишь всё ЭТО, – Таня широким жестом обвела комнату и ткнула указательным пальцем в пирамиду книг, на вершине которой красовался «Человек с Луны», – и пойдешь по стопам Миклухо-Маклая!»

Танька, подруга детства, конечно, знала, что до всех этих дневников, до ипотеки, до новых отношений, до аварии у неё была другая жизнь, – был Бали, рай для туристов и мирок повседневности для местных.

Её Бали не был пляжным, так как ей казалось нелепым преодолеть тысячи километров ради бесцельного «валянья» под солнцем. Она признавала, что пловец из неё никудышный, и не решалась примкнуть к сёрфингистам, весёлой компании загорелых, довольных жизнью людей. Её Бали был другим, например клубничным, когда машина вдруг чихнула и заглохла прямо у клубничной фермы и радушные хозяева предложили помощь и освежающий ягодный коктейль. Иногда туманным и прохладным, когда она бродила среди местных святилищ в саронге и яркой шали на восточном склоне горы Агунг. Когда на ломаном языке она общалась с местными, их дружелюбные улыбки и нежданные подарки-безделушки показывали, что Бали может быть очень радушным. «Интересно, сколько лет сыночку Айрини? – подумала она, вызывая в памяти добродушное лицо официантки в придорожном кафе. Воспоминания, словно яркие стёклышки калейдоскопа, складывались в дивный узор. Звучание гамелана, под который так легко размышлять, терпкий аромат вечерних цветов, стрекотание цикад, шашлычки из свинины на бамбуковых палочках под пряным соусом, желто-белые цветки плюмерии на земле, сорванные с деревьев порывами ветра, национальные костюмы, вереницы идущих на поклонение с корзинами фруктов на голове, туман, сползающий по горным склонам, каменные фигурки и затейливые сосуды из стекла на улицах мастеров… Ну почему она не делала хотя бы коротенькие заметки к ярким фото, что лежали в коробке под рабочим столом? «А ты могла бы написать книгу, – время от времени укоряла её подруга, – которую читали бы и перечитывали подобные тебе любители чужих жизней и ярких впечатлений!» Да, могла бы, но дни и месяцы спрессовались так, что невозможно было обозначить границы событий.

«Может быть, всё может быть…», – прошептала она, припоминая вчерашний разговор. Люша, плюшевый любимец, перевёл взгляд с москитной сетки на неё, полагая, что обращаются к нему.