Липовый ветер

Однажды мы с ним сильно повздорили – мы часто ссорились и даже дрались, всегда по важным причинам, например, кто будет складывать разбросанные игрушки в большую коробку или кто сядет на диван рядом с мамой, когда мы все вместе будем смотреть телевизор. Но та ссора была наиболее памятной, потому что, разъярившись не на шутку, брат пошел на крайние меры: он принес из ящика портняжные ножницы с зелеными рукоятками и отрезал Шарлотте голову.

Наш малыш и раньше совершал страшные поступки, например, прятал мои самые любимые вещи в обувной шкаф или в другие неожиданные места.

Однажды он закопал Умку в дворовой песочнице, и его обнаружили только благодаря случайному везению: соседка тетя Лида видела, как брат рыл особенно глубокие тоннели в песке, и сказала об этом маме, а мама пошла в песочницу с совком, откопала Умку и выстирала его до первозданной белизны.

Но в этот раз брат совершил непоправимое, и горю моему не было предела. Зарыдав белугой, я принесла обезглавленную Антуанетту маме, попутно обнаружив, что внутри куклиной головы волосы крепятся узелками и клеем.

Это было довольно бесполезное знание, но меня оно слегка успокоило и отвлекло. Еще я надеялась, что мама, осознав глубину проступка брата, сильно его накажет. Может быть, отправит в детский дом, потому что ей не нужен такой сын, ну или на худой конец выпорет, нарушив семейное правило решать все словами. На то, что она может как-то помочь моему горю, я не рассчитывала, но знала, что суровое наказание, ожидающее брата, принесет мне некоторое утешение.

Мама на удивление спокойно отнеслась к жалкому положению Шарлотты, то есть не зарыдала от горя и не стала рвать на себе волосы. Первым делом она пошла посмотреть, не поранился ли брат ножницами, чем очень удивила и расстроила меня: разве это важно? Мама вошла в комнату брата и закрыла за собой дверь. Сколько я ни прислушивалась под дверью, я так и не услышала ни звука рвущейся бомбы, ни грохота извергающегося вулкана, наоборот, мама и брат так долго говорили тихими голосами, что мне стало скучно и я ушла на кухню.

Когда мама, наконец, вышла ко мне, я сидела у стола, а кукла была завернута в батистовый носовой платок и уложена в собственную коробку с окошком. Я приготовилась хоронить ее под кустами, где мы обычно закапывали секретики. Увидев Шарлотту в гробу, мама обняла меня и долго не отпускала, гладила по голове и плечам и утирала мне слезы. Потом она принесла коробку, в которой хранились иголки и нитки, и пришила Элеонорину голову к шее.