Стук колотушки

Она была более чем привлекательна, изящно умна, но, должен сознаться, при всем обаянии Софьи Платоновны сильнее и опасней всего воздействовала ее столичность, другого слова не подберу. Для молодого провинциала московского нимба хватило с избытком, а то обстоятельство, что она уже приближалась к сорокалетию, лишь добавляло ей привлекательности. Зрелые дамы кружили мне голову, не прилагая больших усилий.

Мне все-таки хватило мозгов, чтоб не придать большого значения ее деликатной доброжелательности. Я понимал, что она исходит из такта, вкуса и воспитания.

Я дал себе слово, что, оказавшись в столице, ничем ее не потревожу и не напомню о нашем знакомстве. Тем более во время беседы она упомянула о муже. При этом добавила не без изящества: «Это такой разумный союз двух убежденных холостяков». О нем она рассказала скупо, я понял, что Александр Михайлович весьма немолодой человек, старый член партии, больше того, стоял у самых ее истоков.

Однако октябрьские дожди, московские джунгли, мое одиночество – все вместе смирило мою гордыню.

И, выйдя под вечер в коридор, где в очереди теснились соседи, поглядывая на телефон, я скромно занял свое местечко.

Когда аппарат освободился, я поднял трубку, набрал ее номер, и вот, наконец, спустя полгода, услышал голос Софьи Платоновны:

– Слушаю вас.

Я поздоровался, назвал себя, напомнил о том, что меня ей представили, когда она была в нашем городе. Спросил, могу ли ее навестить.

Софья Платоновна помедлила, потом негромко произнесла:

– Ну что ж, приветствую вас в Москве.

Если свободны, то приезжайте.

Жила она на Страстном бульваре, в занявшем половину квартала громадном многоквартирном доме.

Явился я минута в минуту со скромным букетиком белых астр.

Дверь после звонка открылась не сразу, медленно, словно с опаской, нехотя. Софья Платоновна не поздоровалась, лицо ее было строго и сумрачно. Мне показалось, она колеблется, не знает – впустить меня или нет. Несколько коротких мгновений мы так и стояли, почти неподвижно.

Она негромко проговорила:

– Александр Михайлович арестован.

Я окончательно растерялся, потом нерешительно спросил:

– Можно войти?

Софья Платоновна снова внимательно, точно колеблясь, меня оглядела и наконец сказала:

– Прошу.

Я молча проследовал в первую комнату, дверь во вторую была приоткрыта, я понял, что там размещается спальня.

Рядом с окном стояла кушетка, в нее упирался овальный стол.