Уистити

Уистити

Юлия Михайлова

Тоска – лучшее и честнейшее, что у тебя есть. Не тогда ты полностью жив, когда теряешь голову от радости, ревниво подсчитываешь победы, сравнивая их с достижениями других. Сильнее всего жизнь наваливается на тебя, когда ты к ней не готов, когда оставлен один на один с щенячьим одиночеством, страхом. И надежда мелькнёт плащом из-за угла только тогда, когда ты оставишь её в покое. Героев этой неброской истории не увидишь в центре группового фотоснимка и селфи. Скорее, разглядывая старые школьные фотографии, спросишь себя: а кто этот парень, который не полностью вошёл в кадр? The winner takes it all, лавры достаются победителю.

Но кое-что принадлежит – не проигравшему, нет. Терпеливо ждавшему своей очереди на скамье запасных. Содержит нецензурную брань.

– Вот почему так: человек умер давно, как говорится, со всеми рассчитался, заплатил высшую цену, а у тебя к нему всё равно претензии, как будто он тебе Афоня – рубль должен? Или у тебя к нему незакрытый жил-был-пёс: "А помнишь, как ты меня гонял?" А он тебе: “А помнишь, как с переездом помог/от штрафа отмазал/на спине катал/горчичники ставил?” А ты упрямо – нет, гони рубль с процентами, да и всё тут! А он: слушай, ты же плакал на похоронах, гнида.

А ты киваешь, но пальчиком эдак клеёночку скребёшь, ногтиком эдак циферки рисуешь. – Толик поскрябал пластиковый столик, размашисто нарисовал на чайной лужице несколько нулей, смахнув при этом горбушку хлеба на пол. – Гнида и есть!

Андрей кашлянул, но промолчал.

Горбушку всё же поднял, подул на неё, поколебавшись, сунул в пакет с очистками от пасхальных яиц.

–…И тот человек становится призраком. А что ему ещё остаётся, Ты ж ему… галушки пожалел, вот он и навещает. Ты ж его за резинку тянешь, вот он и притягивается! Сидит на трубе, приходит во сне, жадничает. Бессмысленно и беспощадно.

Костя продолжал задумчиво тасовать колоду карт. Хотя зря, похоже. Если Толик-Рупор оседлал какую-нибудь околофилософскую тему, тут уж понятно, что езда ему предстоит долгая.

А вещать Толик может бесконечно, даже если в зрителях у него только галька на пляже. В иные минуты Костя был Толику благодарен за то, что он заполнял собой всё имеющееся пространство, закрывал грудью брешь неловкого молчания. Беда только, если пространство, как сейчас в купе, тесное, и тогда чувствуешь себя как тот незадачливый охотник из фильма, которого в сарае распластало по стене и прибило к окну внезапно надувшейся лодкой.