Период первый. Детство

Решил поправить товарища. Дернул Толика за рубаху и спросил:

– А чё ты сказал, что тут ветерок?

– Ты чё, не чуешь ветерка? – удивленно глянул на меня Толик и добавил, – тут совсем другое дело, а внизу запаришься.

– Ну ты мелешь, какой тут может быть ветерок, если ни одно дерево даже близко не растет?

Начался спор. Я убеждал всех в его бестолковости, а он сердился и кричал на меня:

– Что ты понимаешь, и вообще я старше, а яйца курицу не учат! У самого ещё штаны на помочах и с прорезом, а туда же про листочки, про деревочки городит ерунду.

Сопляк!

Дело в том, что в селе с детьми нянчиться особо было некому, и существовала такая хитрость – маленьким детям шили штаны с одной, пришитой наискосок, или с двумя помочами, чтобы они у них не спадали. Упрощали выполнение естественных надобностей тем, что снизу в штанах был прорез, который при приседании оголял зад ребенка. Детям постарше, которые свободно могли управиться со своей одеждой – прорез не делали.

Не в силах втолковать свои представления, растерянный, злой и обиженный я не находил поддержки даже у лучшей своей подружки Маруськи.

Сквозь слезы ругался с Толиком, уже забыл, из-за чего начался спор и доказывал:

– Мне никогда, даже когда я маленьким был, штаны с прорезом не шили! Другие вон уже повырастали, а у них прорезки. И помочи мне мама специально только для красоты делает. И сопли у меня никогда не висят потому, что простуду дедушка мёдом лечит. А у вас мёда нет, и сопля у тебя вон даже сейчас зеленая выглядывает.

На шум из кручи выбрались остальные.

Все столпились вокруг нас с Толиком – пытались внести ясность и примирить. Убеждали почему-то все меня, а не его.

– Ты что, не чуешь ветерка? – добивалась от меня Маруська. – Чуешь, сейчас он тебе в эту щеку дует, а сейчас в другую будет дуть.

Она, несмотря на сопротивление, развернула меня и, поглаживая по другой щеке, добивалась:

– Чуешь? Теперь чуешь?

– Он думает, что ветер бывает только там, где деревья с листьями, – пояснял собравшимся самый старший из нас Толик Ковалев.

– Не ветер, а ветерок, – оправдывался я.

Мне уже пришла мысль о том, что они правы. Что все, кроме меня, ветерком называют слабый, еле ощутимый ветер, а не порхающие на ветру листья. А я ? такой умный и правильный – ошибался. Хотя меня всегда все хвалят: и крестный, и тетя Тоня, и Маруськины родители ей меня в пример ставят. А я оказался недотепой. И надо мной можно теперь всем смеяться.

Ватага галдела:

– Нашли из-за чего ругаться.