Записки из дома для престарелых

Записки из дома для престарелых

Елена Алергант

В этой книге рассказывается о судьбах людей, которые по той, или иной причине оказались в доме для престарелых. О возрасте, который принято называть третьей молодостью. И начинается она с эпиграфа: «… мы думаем, это – конец жизни, а это всего лишь новая сцена, на которой жизнь продолжается». Репертуар пьес, разыгрываемых на этой сцене, очень разнообразен: драмы, романтичные встречи и одноактные водевили. Третья молодость – это возраст, когда дневник, хочется начинать со слова «последний».

Последний бокал вина, последняя, осознанно прожитая осень, последняя любовь, которая ярче и надёжнее первой, потому как времени на разочарование не отпущено. Третья молодость – это отрезок пути, на котором над человеком перестаёт довлеть слово «надо», уступая место волшебным «хочу», или «не хочу». Истории, собранные в этой книге, основаны на двадцатилетнем опыте работы автора в доме для престарелых в Германии.

Мы думаем, это конец жизни, а это всего лишь новая сцена, на которой жизнь продолжается.

Поэт, Королева и госпожа Мопс

Каждая комната имеет своё лицо, потому что живёт в ней не просто человек, а свойственный ему одному мир, его настоящее, перемешанное с далёким прошлым. Мне до сих пор трудно смириться с круговращением приходов и уходов. Каждый новый пациент – это рождение и смерть. Знакомство, сближение, взаимопонимание… Я медленно привыкаю к людям, но постепенно их лица, голоса, привычки, радости и страдания становятся частью моей жизни.

А потом они уходят, оставляя после себя пустоту, которую со временем заполняют другие. Но и новые, пройдя со мной небольшой отрезок пути, становятся прошлым. «Моя работа – это история встреч и расставаний», размышляла я, прибирая опустевшую позавчера комнату.

Новая пациентка приехала в сопровождении полноватого, преувеличенно вежливого, пожилого мужчины. Крупная, статная, с породистым лицом и обворожительной улыбкой, обнажавшей изрядно поредевшие, но всё ещё натуральные зубы. Спутник проводил её в комнату, заботливо усадил на стул и протянул мне сумку с вещами:

– Вас не затруднит развесить это в шкаф? Я в женской одежде не разбираюсь.

Собрал тут кое-что поприличней.

Женщина, по-королевски выпрямившись на стуле, снисходительно разглядывала свежеокрашенные стены, тюлевые занавески и горшки с геранью, пышно цветущей на соседском балконе. Седые, давно не мытые и не стриженные волосы новой пациентки липкими прядями свисали на желтовато-серые щёки.