Столичное. До безобразия неприличное…

Ты найдешь, пожалуй, тысячу причин,

Чтоб не выдавать своей тревоги.

Ты, наверно, и сама себе не раз

Признавалась – иногда бывает страшно;

Сквозь поток фальшивых сотен фраз

Ты для всех всегда во всем прекрасна.

Ну же! Выложи всю правду! Все как есть —

Выпусти скелет из шкафа, пусть подышит.

Сунь подальше свою приторную лесть,

Говори на чистоту. Никто не слышит.

Щелкни тумблер или, может, кран включи,

Сдерни шторы, вскрой замки, откройся.

Хочешь плакать – плач, кричать – кричи,

Страшно в первый раз, но ты не бойся.

Сложно быть заложником сетей,

Ото всех скрывать эмоции и жесты,

В мире жить, где большинство людей —

Это просто редактированные тексты.

Ну же! Выбрось в урну, растопчи,

Как об половую тряпку вытри ноги!

Для себя мы сами – палачи…

Жить во лжи сегодня – участь многих.

Для храбрости

На краю огромного города,

Чуть поодаль от здешних мест

Не чокаясь. Часто без повода

Пьем, пока не надоест.

Пьем за здравие, пьем для памяти,

Пьем просто за что-нибудь;

За столами пьем и на паперти,

Пьем взахлеб и по чуть-чуть.

От грусти пьем, от страдания,

Пьем вместе за радость побед;

Пьем даже на первых свиданиях,

И для аппетита – в обед.

Мы нервам «спешим на подмогу» —

Выпиваем для храбрости тоже.

…и спиваемся все понемногу

…и ничто уже не поможет.

Нам с вами плевать на цены,

И на все новостные сводки.

В нашей стране нетленны —

Алкаш и рюмочка водки.

На краю огромного города,

Чуть поодаль от здешних мест

Выпиваем спасаясь от холода —

На себе ставя жирный крест.

Бжезинка

Кипит работа за забором лагерей,

Дымит труба всепоглощающей печи.

Истошный крик из-за захлопнутых дверей

И черные от гари кирпичи.

Мы въехали в «Ворота смерти» в октябре.

И шансы выйти были сведены к нулю.

Был начат заново отсчет в календаре —

Кого, когда и как теперь убьют.

Повсюду лай собак и ненависть в глазах,

И тошнотворный запах от немой толпы.

Теперь на нас лишь униформа в полосах

И впавшие глаза, лишенные мольбы.

Мой номер восемь тысяч триста двадцать пять.

Я в списке. Нет ни рода, ни семьи.

И звуки выстрелов в толпу. Опять! Опять! Опять!

Мы как игрушки для эсэсовской свиньи.

Забыл еще ребенком то, чему учила мать,

И стерлось все, чему отец учил.

Теперь одно во мне – не отставать, шагать,

Поскольку выстрелами подгоняют со всех сил.