Цветы века

Снарядами дали прошиты,

И беженцы падают ниц,

Заходят с боков «Мессершмидты»,

И «Юнкерсы» валятся вниз.

С экрана, зловещи и жутки,

Летят над твоей головой,

И где-то в окне кинобудки

Истошный скрывается вой.

Горят, оседая, строенья,

Но гром и удары, и хруст

Не в силах создать настроенья,

И зал, как всегда, полупуст.

Здесь бьется в сознании каждом,

Что это лишь съемка, обман —

С погибшими выпить за кадром

Придет сценарист – графоман.

Как ночью на сонном вокзале,

Здесь люди спокойны вполне,

А те, кто отсутствует в зале,

Убиты на этой войне…

В осеннем парке

Осенний холод

на целом свете

И в тучах рваных,

Сухие листья

закружит ветер

В пустых фонтанах.

Качнутся липы,

вздохнут уныло

В чугунной вязи,

И оборвутся

со всем, что было,

Земные связи.

Пруды на месте

следов огромных,

И дрожь акаций,

И глыбы камня —

остатки темных

Цивилизаций,

И лип холодных

прощанье с летом,

И тяжесть неба —

Все мне напомнит,

что в мире этом

Я словно не был.

Мы спим и бредим,

мы где-то между

Блуждаем тенью,

И бесполезно

храним надежду

На пробужденье…

Сетей прозрачных

не видим этих

В теченьи Леты,

Мы существуем

в каких-то нетях

Другой планеты,

Где белый мрамор

на отраженье

Глядит картинно,

Уйдя под воду

на три сажени

В покои тины,

Где нет ни разума,

ни желаний

Чужих и странных,

И кружит ветер

воспоминаний

В пустых фонтанах…

Вий

Храня, внимательные слуги

Ведут его! И вот он здесь…

Он занимает красный угол,

Отодвигая все, что есть.

Вполне загадочного вида —

Большеголов, приземист, дик —

Лукавый монстр,

Квартирный идол,

Он в душу каждую проник.

Откроет медленное веко

И ищет, ищет… И найдет!

И словно нету человека,

И человек уже не тот.

Его, встречая каждый вечер

Погибнешь ты, в конце концов…

Он души светлые калечит,

Он воскрешает мертвецов.

Он расправляется жестоко

С любым, в ком теплится душа,

Вперяя мертвенное око

И мысли здравые круша.

Из нетей вышедший недавно,

Свою высматривает сыть,

И ты, как кролик на удава,

Глядишь, не в силах возразить.

Не примет он чужого мненья,

Мольбы, признания грехов,

Не видит крестного знаменья,

Не слышит первых петухов.