Нетаянный дневник

В его начале был список тайн, и под номером один записано: «Моя мама побрилась».

Сладчайшие времена прожиты и запечатлены в памяти – моей и компьютера. Маленькая Саша говорила: «попкорм». Поп-корм! «Популярный корм» – то ли новое направление в музыке, то ли особо модная еда. Или все-таки пища для сами знаете чего? Однако…

Когда дочь была уже вполне взросла и ответственна, я, дабы польстить Сане и заодно не допустить вылет фразочек в форточку, завела на рабочем столе файл «Санизмы».

Вот она уговаривает Илью съесть противное жаропонижающее: «Съедим таблетку вкусную за землю русскую!»

Вот обиделась, дуется.

Я говорю: «Знаешь, куда волки на обиженных ездят? Какать в волчий туалет». Саша, с сарказмом: «Это в ваши восьмидесятые модно было так говорить?»

Но любимая моя Сашина нетленка это: «Илюхина попа такая милая, такая мягкая. Это попа-антистресс!» У кого нет такой попы-антистресса под рукой (и под зубом), пусть завидуют, пусть кусают локти, bon appetit!

Кстати, о еде.

Все-таки любопытно, что в больнице жизнь начинает бесконечно вертеться вокруг пищеварительной темы.

Палата номер шесть

Обитатели шестой

Дверь в коридор в дневное время почти всегда была распахнута и зафиксирована полторашкой, поэтому мы не сразу обратили внимание на номер палаты. Но через день-два скрытая чеховиана нашей тогдашней жизни, в которой положено смехом побеждать ужас, дала о себе знать. «А вы заметили, в какой палате мы лежим?» – кокетливо вопрошала то одна, то другая сопалатница, входя внутрь.

Потом делалась многозначительная пауза: «…В шестой!»

Палата была самой маленькой в отделении, на пять мест, тогда как все остальные пациенты отделения «голова-шея» («головастики», как выразился Аленкин муж Женя, работавший там завхозом) не могли похвалиться столь маленьким и уютным сообществом. Повсюду кроме нашего убежища класса люкс лежали ввосьмером в палате – многовато для приятного вдумчивого общения.

А подумать и в особенности поболтать было о чем.

Мой не такой уж и богатый опыт пребывания в стационаре подсказывал, что на больничной койке все равны: и помощник прокурора, и кандидат наук, и доярка. Всем придется подстраиваться под аудиторию второго канала и смотреть «Пусть говорят». Но в тот раз повезло: телевизора не было – это раз. Сотоварки подобрались просто прекрасные – это и два, и двадцать, и сто двадцать два. Словесный поток не иссякал, рассказчики менялись.