В долине иван-чая

А и правда, откуда? Ведь у нас куда не глянь степи да поля колхозные. Лес от нашего села в двадцати километрах, – Усманский заповедник. Что заставило зверя проделать такой путь и очутиться в сенях деревенского дома? Появление лосихи тогда так и осталось для нас загадкой.

–Смотрите, – сказал Аким Григорьевич. – У неё нога сломана.      Левая передняя нога ниже колена обрывалась острыми зубцами белой кости. Копыто и сломанная часть ноги болталась на сухожилии и на оставшейся не порванной полоске кожи.

–Варвара, – попросил Аким Григорьевич маму, – давай дадим ей воды.

Может так лучше будет.

Мама принесла ведро с водой прямо из колодца, поставила перед лосихой. Та, почуяв влагу, задёргала ноздрями, задвигала губами, потянулась к ведру и в два счёта осушила его. Наши лица засветились радостью. Казалось, что тут такого? Обыкновенное дело-зверь попил воды. Мы смотрели друг на друга, не скрывая улыбок. Так приятно было слышать, как вода клокотала, собираясь в большой глоток, и потом бурно журчала уже внутри зверя.

Второе ведро лосиха не допила. Подняла голову, струйками воды поливая пол, равнодушно пережёвывая, вновь уставилась в одну точку. Не забыть никогда её взгляда: бездонная грусть в глазах, отрешённая печаль о чем-то безвозвратно ушедшем. Веки, опушённые длинными рыжими ресницами периодически смыкались, словно шторка фотоаппарата: щёлк и есть кадр воспоминаний, щёлк – ещё один кадр. Ах, если бы можно было составить из тех кадров киноплёнку и прокрутить трагедию на экране!

Тут к нашему дому на санях подкатил председатель сельского Совета однорукий Семён Михалыч.

Прижав культёю ремённый кнут, который, кстати, носил для проформы, ибо никогда не пускал его в дело, смотрел на лосиху, чмокал толстыми губами, что-то обдумывая.

–Волки, сволочи…это их рук дело… Нашла где спрятаться, – Семён Михалыч достал клочок курительной бумаги, зажав её губами, насыпал махорки и так быстро смастерил самокрутку, что со стороны казалось, вторая рука ему и вовсе не нужна, он так ловко управляется одной.

 – Надеялась на нашу помощь. А чем мы поможем. Она не жилец на свете, – категорически заявил он, повергая нас в уныние. – Будь-то корова, прирезал бы и вся недолга. Лось – государственный зверь, не имеем права. Это уже браконьерство. Нужно сообщить в исполком. Из Усмани приедут люди, заберут. Жаль, телефона у нас нету. Придётся кому-то ехать. Я могу дать вот… лошадь, – дымящейся цигаркой указал на повозку.

Тут же выяснилось, что ехать некому.