40 дней ровы

Еще рывок, еще. Ты слышишь, как ветки сдаются, становятся слабее. Ты оторвал их на три сантиметра. Но и ты стал слабее. Собираешь все силы – и опять рывок. Еще. Слышишь треск сзади, кусты расцепляются. Ты входишь в раж. Дергаешь снова. Не чувствуешь колючек, которые впиваются в руки и спину. Обмотанный ветками, ты делаешь шаг – за тобой колючими крыльями тянутся, устремившись к стене, ветки ровы, еще шаг – крылья опадают, и ты победителем отходишь от стены, влача за собой поникшие, оторванные от земли, от сестер и братьев, от своей крови и жизни, теперь уже умирающие растения.

Может, это тоже был сон? Может, я не вырывал ничего?

Я посмотрел на свои руки.

Рова меняет себя на мою кожу. Отдав часть себя, она забрала часть меня.

Пьяный китаец колючкой рисовал иероглифы на моих руках.

Я пришел к стене.

Сделанного не было видно. Но несколько веток оливы вырвались на волю. Листьев было немного, света не хватало – но дерево живо. Сквозь убивающую колючку я увидел живое. Мне стало радостно.

Я задумался. Чтобы успеть все за 40 дней – надо очищать по два или три дерева в день, я вчера не очистил даже половины – освободил несколько веток.

– И зачем?

Сзади подкрался Маунти.

Я даже не стал оборачиваться. Обернешься – увидишь оборотня. Откуда я знаю Маунти? Не знаю. Может, я его и не знаю? Уверен, что он будет смеяться и ничего не будет делать, не поможет и будет издеваться. Но сделает это так – как будто помогает, как будто не смеется и не издевается.

Потому я не стал оборачиваться.

Я знал Маунти, но никогда его не видел и не хотел видеть.

Хотя откуда я мог его знать – я здесь только второй день. Или тридцать девятый? Эта путаница с днями…

– Это ведь даже не твои оливы? Зачем ты тратишь свое время на них? Пражка за ними не смотрит – они заросли. Ты очистишь – они опять зарастут. Ты знаешь, за сколько поднимается такая стена из ровы? Три-четыре года, и здесь опять будет светонепробиваемая чаща.

– Если очищу – оливы будут жить, – ответил я.

Этим оливковым деревьям лет двести: они жили, когда меня не было.

Они могут прожить еще несколько сотен лет: я умру – а они все еще будут жить. Я не знаю, оливы на моем пути или я на пути олив. Но я здесь. У меня сорок дней, и я могу их очистить от ровы. И тогда они будут жить. А если не очищу – они умрут.

Мне хватает этого смысла.

– Нет у тебя никаких сорока дней, – отрезал Маунти.

– Есть. Еще тридцать девять дней впереди.

– Они все равно зарастут и умрут.