Influenza. Лирика

Кто-то громко входил и бросал слова,

и слова в переполненном зале дичали.

Кто-то шумно вздыхал, кто-то резко вставал.

Поднимались и падали длинные тени.

Был январский вечер. Канун Рождества.

Говорили, смеялись, пили и пели.

Вы сидели напротив. Был канун Рождества.

И шутили развязно, и пальцами нервно

теребили салфетку, роняли слова

и топили их в мутном стакане с портвейном.

Снова вверх поднимались и плыли слова,

плыли тени, и плыли значенья на лицах.

Был январский вечер. Канун Рождества.

Наливалась вином и румянцем провинция.

В сизом дыме тонули, как рыбы, слова.

Плыли свечи, в подсвечниках таяло время.

Был январский вечер. Канун Рождества.

Шли волхвы. Восходила звезда в Вифлееме.

***

Круг друзей ограничен до здравствуй, привет, как дела?..

Обессолнечен день, как в тридцатые храм обезглавлен.

И раскроена жизнь, словно ножницами, пополам;

Достоевского словно предзнающей книги заглавием.

Обесценена жизнь, и в цене возрастает вина,

и герой возмужал. И сомнения душу не гложут.

На подрамник надев холщовый кусок полотна,

снова чёрный квадрат на белом малюет художник.

Жизни русской рулеткой отмерены нужность и срок,

и весы правосудия богу иному вручили.

И контрольную пулю, как учили, вгоняет в висок;

и напарника следом надо мочить, как учили.

***

Красные помидоры

кушайте без меня…

Б.

Нам ещё грызть арбуз

красный, как воспалённый глаз,

с семечками миндалинами;

есть ещё красных помидоров запас

на воле у нас, правда, горьковатых на вкус,

но которых давно не едали Вы.

На ладонях моих лучится

эта закусь, как угли, красная.

В два стакана налью за почивших

и живых, живущих не напрасно.

На ладонях моих две судьбы,

кривые линии.

Выпьем горькую. Жили б Вы,

повторили б мы.

Почитали бы вслух строчки ненапечатанные

и пошли бы вдаль закоулками-задворками,

друг поддерживая друга плечами и

икая окончаниями и красными помидорами.

***

Земля охрипла в воздухе ночном,

молчит ни звука не роняя.

Во всю Украйну – ни конца, ни края —

насупившийся чернозём.

Оцепененье падающей тьмы,

пустая, оглоушенная зга,

как обезвоженные га,

как невостребованные – мы.

***

Долгий вечер, дальний вечер.