Иволга

Он к ней подходит и гладит руками косоньки:

Вы мои кисоньки,

Три заплуталых козоньки.

Вы мои девоньки, деточки, дочки блудные,

Вешние воды и годы седые, трудные.

Спите, болезные, Спите, прелестные, Тайте.

Красной смородиной в темечко прорастайте.

Кровь с молоком на опару да глубже в печку.

Юность, как водка – опасна и скоротечна

Зрелость, как лук – это слезы, лузга и стрелки.

Старость – как каша-малаша.

На дне тарелки.

Глаша и Агния просыпаются среди ночи, от лени пользуются ведром.

Алевтина Григорьевна Розенберг-Петрова спит беспробудным сном.

Яблоки

Будет осень.

Цветочки-бантики.

Все в платьях,

Она – в батнике.

Мамина юбка

Тонкого ситца.

Хорош плакать!

Уж лучше злиться.

Девочки, девочки,

Сколько стоит

Ваше молчанье

У барных стоек?

Девочка, девочка,

Сколько будет

Легкая грусть,

Поцелуй в губы?

Косы обрежешь,

И будет выбор:

Учиться в Питер,

Работать в Выборг.

Чтоб сны – и в полдень.

Чтоб снег – из кружев.

Топить дензнаки

В остывших лужах.

А у крылечка

Падают яблоки.

С топотом-шепотом.

Спелые якобы.

Фиалка

Да и имя у тебя дурацкое, да и имя у тебя. Живешь где-то там далеко, и зовут тебя Виолончель, зовут тебя Виола, Виолетта, фиалка фиолетовая, цветок, неженка.

Я тебя люблю.

Вот тут можно было бы заканчивать, если бы это не было самое начало. А теперь придется рассказать, почему я тебя люблю и за что.

Ну вот точно люблю тебя не за то, что ты стоишь за прилавком магазина и хорошенькими своими руками отвешиваешь пенсионерам селедку, глядишь мутно и легонько, будто успокаивая перед повторной смертью, гладишь рыбью чешую, перед тем как достать из холодильника на коричневую бумагу карпа, карася или какую другую щучку.

Не за это. Не за это, не за это, не за то. Потому что за прилавком стоит совсем другая женщина – красная, дебелая, с тремя лепестками челки на лбу, а не ты.

Просто я во всем вижу тебя, даже в плохих вещах, а не только в самых красивых.

Вообще во всем, во всех тебя вижу!

Вон идет мужчина сутулый, под мышкой букет, в руке пакет – а это ты. Легкое создание, полый организм, готовый вобрать в себя всю нежность и там внутри под ребрами хранить. «Теленьк-теленьк» будет биться она, нежность, и отскакивать от косточек. Но пока только тот мужчина здесь, который с цветами, да-да, именно, и с пакетом. Стоит на красный свет, хотя машин и в помине не видно, ждет. Вот и я.