Стихи и интервью

Стихи и интервью

Мишель Мари Деза

Сейчас мне 75 и душа, предчувствуя растворение во времени, пытается сделать порядок и накрыть стол до прихода Гостьи. Всю жизнь я писал математические статьи и книги; с 1973, на английском языке, так как эмигрировал (из Москвы в Париж). Пять из этих книг переведены на русский язык. Но в этой книжке собрана только моя ненаука на русском, т.е. стихи и интервью русско-эмигрантской прессе. Стихи я писал в 1959-1962, просто для себя, и бросил. В 1983 в Париже, под тёплым давлением «Синтаксиса» (Афоня), издал у них сборник «59–62».

А в 2013–2014-м опубликовал «73–76» (так как частью по записям тех перво-эмигрантских лет) в «Новой Юности», и затем совсем новые поэмы «Путями времени» и «Brevitas» в «Семь иcкусств».

Интервью были (в 1991, 1995–96, 2001 и 2008–09 годах) замечательным людям: писателям Саше Гольдштейну и Ире Солганик, критику Лиле Панн и издателю Ире Врубель-Голубкиной.

[b]Мишель Деза, Париж, 2014[/b]

Мишель Мари Деза

Стихи и интервью

© Деза М.

, 2014

© «ПРОБЕЛ-2000», 2014

Введение

Сейчас мне 75 и душа, предчувствуя растворение во времени, пытается сделать порядок и накрыть стол до прихода Гостьи.

Всю жизнь я писал математические статьи и книги; с 1973, на английском языке, так как эмигрировал (из Москвы в Париж).

Пять из этих книг переведены на русский язык. Но в этой книжке собрана только моя ненаука на русском, т. е. стихи и интервью русско-эмигрантской прессе.

Стихи я писал в 1959–1962, просто для себя, и бросил.

В 1983 в Париже, под тёплым давлением «Синтаксиса» (Афоня), издал у них сборник «59–62».

А в 2013–2014, опубликовал «73–76» (так как частью по записям тех перво-эмигрантских лет) в «Новой Юности», и затем совсем новые поэмы «Путями времени» и «Brevitas» в «Семь иcкусств».

Интервью были даны (в 1991, 1995-96, 2001 и 2008-09 годах) замечательным людям: писателям Саше Гольдштейну и Ире Солганик, критику Лиле Панн и издателю Ире Врубель-Голубкиной.

    Мишель Деза, Париж, 2014

Москва, 1960-е

Стихи

59-62

В мои двадцать-двадцать два, т. е. 1959–1962, у меня появился голос, но еще не было души. Короче, я писал стихи и начал было жить этой второй безопасной жизнью в приручаемых словах. Но что-то во мне просилось из воды на сушу, в застекольный хруст необратимых процессов, в жабры-раздирающее пение и кисло-сладкое беззаконие «ревльной жизни», приютившее Рембо.