Серебро слов

И все-таки…

Я слышу топот конский,

Ко мне спешат герои снов моих

Которые не ведают притворства,

Которые не предают своих.

Пусть говорят: все это небылицы.

Я точно знаю, кто всегда был прав…

Шуршат романа старого страницы,

Атос, я с Вами, мой прекрасный граф.

И Вы со мной – уже так много лет…

Примите же мой рыцарский обет.

Valse funebre, valse macabre*

Станцуем-ка мы не фокстрот и не танго,

Пусть музыка только найдет нужный тембр,

На вальс приглашают умело-галантно…

На dance macabre, на marche funebre.

Пускай виртуально, зато – ритуально.

Поклон, реверанс…

Точно в старом кино.

Мы valse macabre в чертоге хрустальном

Танцуем неспешно, танцуем давно.

Под вальс этот ночи не станут короче,

Оплакали вьюги постылый декабрь

Но valse macabre нас в февраль между прочим

Влечет за собою…

Как лодку река.

Не полька, не твист, не фокстрот и не танго

Уверенно всем показали пример…

И все-таки, правда, немножечко странно,

Что в душу запал этот valse funebre?

[1 - *funebre – похоронный, macabre – мрачный]

Призраки

То ли день в году самый темный,

Не дает плечам распрямиться,

То ль луны затмением полным

Мы прибиты к земле – не отбиться.

И, привычно построивши фразу,

Замираю – не в поисках рифмы.

Сосчитать не сумею я сразу

Сколько было уже – этих рифов.

И мелькает Летучий Голландец

На страницах моих, точно призрак.

Странных выдумок пленник-скиталец

Не сумел отыскать свою пристань.

А теперь – так вовек невидим.

Только вздохи за запертой дверью…

Ты меня – никогда не увидишь,

Я тебе – никогда не поверю.

Три сестры

Целый день длится летняя сказка…

А вечер лиловый

Терпеливо и вкрадчиво снимет былые оковы.

Можно к самому небу душой, как рукой, прикоснуться,

И заснуть, и, приснившись кому-то, с улыбкой проснуться…

Это – странное время.

Мы должны пережить его как-то,

Точно в старой игре, открывая все новые карты.

И, встречая, как милость, капризы судьбы поминутно,

Козырного туза утаить – и открыть лишь под утро.

Козырного туза – бесконечное знойное лето,

Короля козырного – тот самый дар божий поэта,

И трех дам козырных, что приходят ко мне вновь и вновь,

Трех сестер неулыбчивых – Веру, Надежду, Любовь.