Варькино поле

Пока фуража для лошадей и продовольствия для личного состава хватало – склады были забиты ещё с осени прошлого года, однако офицерский состав внимательно следил за событиями в стране, и прекрасно понимал, что оставаться и дальше в стороне им не удастся. Когда-то надо будет принимать решение, определяться… Тем более по всей России начиналась война против советской власти, и красные парламентёры заметно нервничали на переговорах, стараясь убедить служивых склониться на их сторону. Появились жёсткие ноты, а то и открытые угрозы в адрес непокорного гарнизона.

Варвара соскучилась по братцу, вот и навестила, чтобы погостить недельку-другую. И уже из уездного городка выехала домой в имение сегодняшним утром. Дорога-то не длинная: каких-то пятнадцать вёрст. И подводы попутные ходят очень часто, можно было без проблем доехать если не прямо к родительскому дому, то уж в любую соседнюю деревеньку попасть труда не представляло. А уж оттуда домой рукой падать.

Однако управляющий имением Генрих Иоаннович Кресс взял инициативу в свои руки и ещё рано поутру выслал в уезд бричку на резиновом ходу с младшим конюхом Иваном Кузьминым.

Проследил, чтобы на конюшне запрягли резвого, быстрого на ногу, выносливого, но спокойного нравом Беркута.

– Вот ещё чего не хватало, чтобы молодая барыня добиралась до родительского дома с оказией?! Побойтесь Бога, Евгения Станиславовна, – незлобиво укорял хозяйку пожилой немец. – Неужели мы так обнищали, что не можем снарядить повозку? Полно себя принижать: не хуже других живём.

Можем позволить не только повозку, но и карету с тройкой выездных рысаков имеем, если что. И прошу не забывать, в какое неспокойное время живём. А вы так с ребёнком… У нас, русских, забота о детях и стариках в крови. А уж о такой прелести, как наша красавица и умница Варенька – сам Бог велел позаботиться.

– Ну-ну, – улыбнулась барыня, и добавила с легкой иронией:

– Особенно у вас – русских, Генрих Иоаннович.

– Сколько можно просить, Евгения Станиславовна? – обиженно произнёс управляющий.

 – Зовите меня Геннадий Иванович! Покойный Илья Васильевич так и обращался ко мне, царствие ему небесное. За что я и был предан вам вот какой десяток лет. И отец мой, и дедушка на совесть трудились управляющими во благо Авериных. А уж как я обожал Илью Васильевича… Как сына родного! Вот как! И к вам так же… А вы всё норовите с самых первых дней появления в этой семье оскорбить и унизить меня. Грешно так, не по-христиански, – добавил укоризненно.