Потерянное семя

И только сейчас пришла мысль: почему он думает, что она живёт одна? Возможно, у неё семья и куча детей. Собственно, к ней он ехал не за тем, чтобы исправить ошибку молодости, просто хотел как бы вернуться в молодость и совесть очистить. И, конечно, повидать сына…

До села от райцентра Маркунин ехал в рейсовом автобусе, ведь село было большое, старое. Дом у Веры остался тот же, кирпичный, высоко поднятый на фундаменте. Не изменилось почти и село. Правда, некоторые дома являли заброшенный, нежилой вид. И будто с молчаливым укором говорили: «Такие же, как ты уехали, а старые хозяева ушли в мир иной».

Веры дома не оказалось, одна старуха-мать копошилась на дворе. Он не узнал её, и она его, отрекомендовался просто знакомым давним.

– А сын у неё есть? – осторожно спросил он. Старая женщина не пригласила гостя в дом, смотрела настороженно, недоверчиво.

– В области учится, студент он у нас, – ответила охотно не без гордости за внука женщина. Видно, она и впрямь возлагала большие надежды на внука и хотела гордостью это выразить…

Вера пришла, когда уже стемнело, она работала в сельском магазине.

Юрий сидел по-прежнему во дворе, а хозяйка, уходя в дом, не пригласила, но это его нисколько не обидело.

– Ой, кто тут? – испуганно спросила она, увидя, как к ней двинулась фигура мужчины с огоньком сигареты.

– Вера, не бойся, я приехал… – прерывающимся, но мягким тоном отозвался Маркунин. Он разглядел её от падавшего из окна электрического света через веранду. На улице только кое-где горели на столбах фонари.

Вера была полноватая, круглолицая, но с несколько пухлыми щеками, прежних утончённых черт, которые делали её красивой, в ней почти уже не остались, она совсем обабилась. Так что нынешняя её внешность его разочаровала.

– Ты, Юра, что ли? – в оторопи сдавленно проговорила она. – А чего мать не пустила в дом? – быстро спросила.

– Я не напрашивался, ждал… Надо поговорить…

– Давай проходи! – отстранённо пригласила она, указывая рукой.

В доме было чисто, аккуратно, обстановка старая, какая, наверное, стояла и в те далёкие годы.

Маркунин только сейчас по-настоящему почувствовал тоску по тому времени, которое здесь, казалось, остановилось. Он поставил при входе чемоданчик и смотрел на Веру, снимавшую пальто. Маркунин был в кожаной куртке на меху, шапку из норки держал в руках. Из прихожей, однако, приметил в зале новый японский телевизор, от которого дохнуло на него нынешним смутным временем.