Догони свое время

В православии, как в духовном стержне русской нации, богатство никогда не было мерилом Божьей благодати и жизненного, нравственного успеха. Священники по церквам не продавали индульгенций, снимая грехи со своих прихожан. Святые отцы не «крышевали», говоря современным депутатским сленгом. Бога не купишь. И положить жизнь свою только во благо золотого бычка в России считалось мерзопакостным. У гроба карманов нет.

Моё отношение к событиям, разрушившим нечаянно-негаданно коммунистическую власть 19 августа 1991 года, неоднозначно и определяется сказанным.

Как неожиданный свидетель и непрошеный участник того действа, я имею полное право рассказать о нём, как могу и как видел..

Конец восьмидесятых и начало девяностых годов, по-моему, было ознаменовано полным провалом экономической политики партии и правительства. Каждая из этих всевластных сторон, как при игре в домино, имела на руках по чёрной костяшке «пусто-пусто». В магазинах, кроме вечнозелёных помидоров в стеклянных пузатых банках и скучных продавщиц при них, ничего не было.

А в одной из многочисленных очередей написались стихи с характерным названием – «На переломе». Вот они:

Работы много. Дела мало…

Машину старую – на слом!

Казённым слогом, как бывало,

Грохочет радио о том.

Ещё о том, что был, мол, промах,

Да превозмог его народ.

Ну, а у нас на чернозёмах

За недородом – недород.

В очередях скучнеют лица.

И шумно дышит за спиной

Под сонным взглядом продавщицы

Люд терпеливый, трудовой.

На всё согласный и безгласный,

Привыкший к промахам вождей…

«Спасибо солнце не погасло,

И лето всё ж не без дождей!»

Страну коммунистические лидеры того времени явно банкротили, чтобы потом разобрать по дешёвке.

Даже в закрытых элитных военных городках нечего было купить. Замужняя за советским офицером моя дочь писала из такого городка под Хабаровском, чтобы мы ей выслали продукты. «У нас даже хлеба без осложнений не купишь» – слёзно сообщала она.

Используя старые и новые связи, я прикупил кое-чего съестного, и, не доверяя почте, с тяжёлыми перемётными сумками подался за восемь тысяч километров, чтобы осчастливить зятя-капитана и любимую дочь макаронами, рисом, сальцем с чесночком, ну и, конечно, вожделенной колбаской.

При посадке в самолёт у одной из сумок оборвался наплечный ремень, и мне пришлось под укоризненные взгляды бортпроводницы волочить по гулкому дюралевому настилу свою поклажу. Но долетел я до Хабаровска, слава Богу! Обрадовал. Обнял. Угостил.