Визардус. Любовь и Война

Бёльк, как и многие, подал заявку на вступление в новый спецрифх, ведь, помимо также старта собственной военной карьеры, каждый рассчитывал и на личное счастье, Инира была очень красива – высокая, утончённая, но необычайно сильная, волосы длинные, убранные в две толстые чёрные косы, лежащие поверх плечей, остальные же распущенные, почти до пояса, озаряющиеся бликами на свету. Глаза лазуритовые с кошачьими зрачками, носик прямой и пухленькие губки на приятном лице с чётким контуром. Кожа имела не то чтобы отблеск, но очень лёгкое, тусклое, голубоватое свечение.

Взгляд её был цепкий, оценивающий, возможно, это из-за «кошачьего взора», смотрела исключительно в глаза, иной раз это заставляло собеседника поёжиться. Бёльк безумно в неё влюблён, но Инира ещё никому не ответила взаимностью, а о влиятельности её семьи можно и не упоминать. Но это всё завтра, все тревоги, волнения и заботы, радость от достигнутого и грусть от упущенного, а сейчас ночь, и не только в Тенистых Заводях, а и на всём Визардусе. Бёльк спал в своей комнате и видел очень дивный сон, несмотря на то что весь шквал забот вновь принесёт новый день, через несколько часов, но сейчас тишь. Как и во сне тишь, лишь алые вихревые маки своими круглыми бутонами покачивались в такт ветру, словно текущая багряная вода в безграничном озере, и испускали в воздух алую дымку. Он стоял на одном из покатых пригорочков Полей Последней Тишины, спокойствие, безмятежность. Цветение этих красных просторов только начиналось, это происходило трижды в год. Маки выстреливают споры, которые клубятся над полями несколько дней, это не сдуваемое облако, и всегда несёт в себе какую-то визуальную материализацию. Когда споры заряжаются, они притягиваются к земле, с силой втискиваются в грунт и прорастают. Молодёжь со всех окрестных краёв приходит во время цветения, чтобы развлечься, и с большим интересом стремится к полям, чтобы увидеть, какая причудливая материализация создана природой на этот раз. Бёльк посмотрел по сторонам и увидел безупречную гладь двух прудов, и лишь чернь, затхлость склепа и тревога роковой минуты гибели, что темнотой загробной тени, надвисая с севера, тревожила и заставляла повернуться. Это опять сон, и опять, как вот уже несколько недель до этого, Бёльк, прежде чем проснуться, увидел свет и зажмурился от ярчайшей вспышки на севере. Она застилала взгляд, разрасталась с невероятной скоростью, пожирала спокойствие и тревожила волнение, которое взвыло шквалистым ветром, вздымающим волны, и он проснулся.