Третья жизнь

Мы были только втроем. Сам он уже никогда не был таким веселым, как раньше, но я всегда замечала, как он пытается выдавить из себя радость. И каждый раз, когда он это делал, я говорила: «Пап, если тебе грустно, то не обязательно с нами смеяться. Я знаю, что когда-нибудь ты развеселишься по-настоящему и тогда не придется притворяться».

У отца была странная новая работа. Я никогда не знала, какая у него должность, и чем конкретно он занимается. Этого никто не знал. Звонить ему можно было только в крайнем случае, поэтому мы с братом быстро научились самостоятельности.

За эти годы без мамы мы очень сблизились с Робби. На самом деле бы внешне были совсем не похожи: у него карие глаза, а у меня сине-голубые, он шатен, а я светло-русая. Но мы были неразлучны: я доверяла ему все свои секреты и знала, что он ни за что не выдаст их. Когда я училась в школе, он каждый день помогал мне с уроками, а иногда и вовсе мог сделать их за меня. Он старался заменить мне обоих родителей, пока отец работал, чтобы обеспечить нам хорошую жизнь.

Уже тогда я заметила, что Робби не похож на остальных ребят. Несмотря на то, что он на 8 лет меня старше, он любил подурачиться. Например, он мог надеть мамину одежду, которая все еще хранилась в нашем доме, и вечером, когда надо было идти купаться, напоминал мне об этом, стараясь подражать ее голосу. Так мама всегда оставалась с нами. Еще он умел делать красивые прически и иногда, когда ко мне на ночь приходили подружки, Робби сидел с нами и каждой мог сделать эксклюзивную.

Вокруг него всегда были девчонки. Они влюблялись в него, а он по-особому влюблялся в них всех, но я никогда не видела, чтобы одна из них нравилась бы «по-настоящему».

Чтобы я не скучала, оставаясь дома одна, ведь Робби часто уезжал, когда начал работать, отец купил мне золотистого лабрадора. Его я назвала Джеком. Я очень привязалась к нему. Пока никого не было дома, мы с Джеком носились по всей квартире, сбивая все на своем пути. А когда папа или брат возвращались с работы, то помогали мне убраться, проявляя снисхождение к моей скуке.

Я ничем не занималась, потому что меня ничего не интересовало. Но никто не указывал мне на это, понимая откуда родилась моя меланхоличность. Я боялась снова начать танцевать, потому что это могло взывать старые воспоминания, которые я тщательно старалась скрыть где-то в самой глубине себя.

Проснувшись сентябрьским утром, я заметила на своей тумбочке записку от папы.