Из чаши

Ты его искал, я знаю, ты много всякой дряни натворил, надеясь, что в конце у тебя будет какая-то награда, справедливость. Но факт в том, что ни Конгресс, ни Доминиканцы – никто не живет по заповедям. Никто не хочет жить по заповедям. Порок – это их цель, хаос – куда они идут. Все мы. И если нам не удастся сделать чудо сейчас… ну, куда уж хуже? Тогда башня рухнет на нас, и так нам и надо. Это событие должно рано или поздно случиться, его не остановить, пристрелив меня!

– Ты считаешь себя вправе решать, что должно произойти?

– Я не вправе решать ничего.

Я попытался приблизить пришествие, но теперь мое дело сделано. У меня к тебе просьба. Мне страшно сейчас. Сделай быстро и неожиданно, чтобы я не успел понять.

– Хорошо. Это честная просьба. Ты не хочешь помолиться?

– Я уже успел, пока сидел в мешке… Я же не строго соблюдаю каноны, помнишь?

– Ну да… полагаю. Иначе бы ты тут не сидел.

Пленник еще помолчал, затем вдруг прерывисто вздохнул.

– Я не думал, что буду умирать так.

В этой забытой земле. Возле заплеванного окна, под которым предавались пороку.

– Смерть везде одинакова. Я видел. Что в шелках, что в хламиде, это всегда страшно. Даже на людном поле боя каждый уходит из жизни будто бы одиноким. Ну, это всего лишь шаг. Первый и трудный. И ты пойдешь дальше.

– Я только надеюсь, что там не будет боли. Здесь ее слишком много. Боли оттого, что люди без причин несчастливы. А раз нет причин, нет и лекарств…

Главарь неожиданно выхватил из внутреннего кармана пороховой пистолет с автоматическим предохранителем и точно выстрелил в сердце жертве.

Тот как раз смотрел в окно. Пленник охнул и сразу обмяк среди веревок. От громкого выстрела стекло пошло трещинами, с него отвалилось несколько пластов грязи. Стрелявший проверил пульс на шее и сказал: «Покойся с миром. Надеюсь, когда увидимся вновь, ты сможешь меня простить». Потом закатал рукав убитого, среди черных вен нашел свежую рану, разъеденный кислотой нарост, в котором виднелись спутанные и оплавленные провода. Убийца плеснул на рану жидкости из непрозрачного флакона, пошел дым.

Отпустив безвольную руку, боевик вышел из автобуса. Здесь ожидал его отряд. Всего два человека. Раньше их было больше, много больше, но кто-то погиб, кто-то сбежал, кто-то разуверился в целях этой войны. Хотя внешне два бойца были в чем-то похожи, смуглые, ловкие в движениях, в одинаковой полувоенной форме серого цвета, но разница все равно бросалась в глаза.