Под псевдонимом «Мимоза»

И сейчас она жаждала одного – успокоиться, окунувшись в звенящую тишину «неприсутственного дня». Лишь здесь, в глубине институтского особняка Маша могла почувствовать себя защищенной от треволнений внешнего мира. Закрывшись в собственном просторном кабинете, профессор Ивлева восседала за массивным письменным столом, доставшимся Институту в наследство еще от графов Воронцовых. А за сумрачным окном хмурилось декабрьское утро середины 80-х, и с неба не переставая валил мокрый снег.

Институт Академии наук притаился в лабиринте Арбата внутри старого воронцовского дома с колоннами. Возникший на заре сталинской эпохи, он слыл одним из самых загадочных учреждений. И сегодня в бывшем «Институте красной профессуры» непостижимым образом сохранялись невидимые простому глазу следы навсегда ушедших поколений. Какие-то странные флюиды, неведомые современной науке, пронизывали его атмосферу до сих пор. Они притягивали и завораживали тех, кому дано было улавливать дух прошлого и в то же время предчувствовать таинственные веяния будущего.

К таким редким представителям рода человеческого принадлежала и Мария.

Профессор Ивлева, как говорят в народе, была «из молодых да ранних». Ее недавно вышедшая в свет книга о влиянии массмедиа на подсознание человека вызвала острый интерес в академических кругах. И успеху Марии Силантьевны теперь завидовали многие ее научные собратья.

А институтские приятельницы злословили весьма по-женски: «Машка-то зарвалась совсем! Небось в академики метит, а сама-то, папенькина дочка, так в старых девах и застряла, ха-ха!»

Но Мария вовсе не выглядела эдаким «синим чулком». Ее большие серые глаза на красивом аристократичном лице излучали обаяние. Густые каштановые волосы, спускавшиеся до плеч, изящная фигура – весь ее облик производил приятное впечатление.

И в данный момент она едва успевала отвечать на звонки поклонников.

Невзирая на дурное настроение, молодая профессорша обещала коллегам устроить завтра в отделе праздничное застолье: с тортом из «Праги» и неизменным «Киндзмараули», доставленным прямо из Тбилиси Гией Ломидзе – смертельно влюбленным в нее аспирантом.

Вернувшись к вечеру домой, Маша распечатала пачку «Мальборо» и, нервно закурив в ожидании подруги, выставила на стол бутылку «Наполеона».