Белый лист

Открыв глаза, Евгений увидел в свете слепящего солнца фигуру парящего человека, спускающегося с самого неба. Предшествующие размышления, созерцание облаков навели на мысль (хотя очень мимолетную, стоило только моргнуть) об ангеле, ниспосланном свыше, дабы уменьшить его страдание.

Фигура опускалась все ниже, пока не показалась полностью, явив его взгляду не только вид земного создания, но и тросы, за которые оно было подвешено. Земное существо явило ему «свыше» еще одно чувство, чувство обоняния, запустив в открытую настежь форточку резкий, отталкивающий своей химией запах монтажной пены, добавив к уже существующему чувству слуха казнящие его звуки молотков, бьющих по стенам, и падающих кусков штукатурки, гремящих барабаном по карнизу и громоподобным эхом отдающихся в его голове.

Образ ангела был разрушен, снизойдя до вида злобного демона, рушащего его только еле наладившееся хорошее настроение.

Он с силой, до боли закрыл глаза.

Евгений чувствовал себя избитым, истекающим кровью, брошенным в глухой, еле просветной чаще леса среди могучих высоких деревьев с их огромными зелеными, уходящими в небо кронами, одинокого шума ветра, словно ищущего себе друга, холодной зеленой травы, ковром укрывающей землю, и в вышине маленького кусочка неба, голубого, чистого, манящего – этого бездушия одиноким, где заданные в полном отчаянии истощенной души вопросы, облитые слезами сумасшедшей тоски, не находили просветление ответа, где потерянные мысли и сердце утопали в непонимании своей сути…

Один где? Почему? Когда?

Его настроение унес холодный ветер, темные серые тучи закрыли солнце, дающее что-то большее, чем тепло и свет, оно ушло, нагоняя тень на его расшатанные мысли.

Евгений видел великую пустоту, мрачную и вечную. Одиночество окутывало его голое тело холодом и забвением. Мрачность познания была недосягаема для света близости родственной души, и вдалеке снова пробежала ее тень… Предательский шквальный ветер судьбы пронизывал его дрожащую суть, отчаянно испытывая серостью, слякотностью бредового бормотания своих оправданий. Еле пробивающаяся через темные лабиринты души, захламленные всеми ужаснейшими нечистотами человеческой жизни, крохотная, затерянная в великой пустоте, зовущая к себе сквозь сон дрожащая надежда, вздрагивая, тихо шептала: «Последняя, последняя…»

Евгений внезапно с подозрительностью обратил внимание на только что пойманную тишину. Молотки палачей, которые били, нарушая тихое течение его существования, затихли.