Сад брошенных женщин. Стихи, верлибры

эти ночные рыбалки, свидания под луной,

и ты, лопоухий герой,

обжигаешься обнаженной девичьей плотью,

как горячей ухой.

лунные мальки беснуются в распущенных волосах,

стог сена скрипит и мерцает,

синеют на грядках капустины, жабьи жемчужины.

сердца – две вишни – срослись боками

клейкими, лиловыми, с гнильцой взросления.

о Господи, верни ювенальное вдохновение,

синий мир на соломенных слонах…

городок в буйных садах,

и яблочным уксусом пахнет летняя кухня —

застекленный парусник,

комариные укусы, река, река, река…

лета солнечная гильотина

облизывается золотыми лезвиями, и вы —

фигурки

из коричневой сахарной глины

над бездной голубой —

учитесь писать телом и душой,

как первоклашки – шариковой ручкой,

простые слова:

люблю, друг, прости, навсегда, никогда,

да пошла ты на.

пока ты молодой —

микрофон тишины включен,

вход свободный – иди и неси всякую чушь.

но ты меня не слушаешь…

юность, я чувствую твой взгляд:

оранжево-красную точку

лазерного прицела…

УРАН В 38

как прекрасен ее пупок.

такие изящные выемки находишь в бракованных свечах

или на стволах вишен – место, где обнажилась кость,

отмерла старая ветвь или передумала рождаться новая.

узкие джинсы – когда развешивает их на стуле —

похожи на картонные цилиндры внутри рулонов.

босоножки на высоких каблуках —

жилистые царицы-скорпионши

с выводком жал, выкрашенных черно-алым.

и главное – глаза.

мреют и плывут зеленовато-серые рассветы

инопланетные,

или угасают янтарно-жемчужные закаты

безлюдные.

таинственная планета, и жизни – разумной, хищной —

на ней нет, или она ловко прячется от меня

за границами век, за туманами и озерами.

иногда промелькнет пятнистый монстр страсти,

точно перед объективом дискавери,

но отвлекают пыльно-шелковые облака,

темное пульсирующее солнце.

ее красота отзывчива и тепла —

будто трон с подогревом.

заботливая красавица,

не трепанированная зубчатой самовлюбленностью, —

это редкость: так бриллиант в кольце

искренне переживает, если ты порезался

во время бритья. кто же ее создал, подарил мне?

все вещи в доме пахнут ароматным уютом,

и даже гладильная доска – близорукий птенец птеродактиля – смотрит на меня великодушно.

а почему бы и нет?

во мне скопилось так много любви —

как радия в закромах миролюбивого диктатора.