Данте

В письме 11 сентября 1937 года она писала: «Кому может понравиться фильм без музыки, без поцелуев и комических трюков? Современный „климат“ Европы столь накален, запах войны столь ощутим, что кому же нужен ныне Данте? Показательно, что Голливуд снимает фильм „Жизнь Гитлера“. И это гасит какой-либо интерес к „Жизни Данте“[1. - Pachmuss Т. D. S. Merezhkovsky in exile: The master of the genre of biographie romance#e. N. Y., etc., 1990. P. 193.].

Не удалось снять фильм и во Франции и Германии.

Русский текст сценария «Данте» остался в архиве Мережковского.

Современники не восприняли по-настоящему роман Мережковского. Рецензент журнала «Русские записки» назвал книгу «тенденциозной апологией», которая «даже не для всех верующих обязательна»[2. - Я. Л. // Русские записки. Париж; Шанхай, 1939. # 20—21. С. 204.]. Тем не менее «Данте» появился вскоре на итальянском, немецком и французском языках.

Мережковский выработал свой стиль биографического романа, отличающий его от других писателей, но в то же время несколько однообразный, «холодный» в книгах о различных великих людях. Это отмечали многие.

Общее в стиле и манере художественной прозы биографических романов Мережковского прекрасно уловил И. А. Бунин в своем шутливом рассказе, который с его слов записал известный автор мемуаров о русском зарубежье Александр Бахрах: «Как-то на ночь принялся за чтение монографии Мережковского о Данте, на какой-то странице заснул, а проснувшись, возобновил прерванное чтение и не сразу обратил внимание на то, что Данте за ночь превратился в Наполеона.

Оказалось, что он взял со своего ночного столика другую книгу Мережковского, но строй фразы, словарь, ритм повествования были настолько однотонны, что он не сразу заметил свою оплошность»[3. - Бахрах А. По памяти, по записям. Литературные портреты. Париж, 1980. С. 32.].

А. Николюкин

Предисловие

ДАНТЕ И МЫ

«Три в одном – Отец, Сын и Дух Святой – есть начало всех чудес»[1]. Этим исповеданием Данте начинает, в «Новой жизни», жизнь свою; им же и кончает ее в «Божественной комедии»:

Там, в глубине Субстанции Предвечной,

Явились мне три пламеневших круга

Одной величины и трех цветов...