Родиссея

Типа, не желаете ли изволить еще чего?

Еще чего! Конечно, желаю:

– Как брат брату, одолжи мне свой костюм до вечера?

Но брови его уже парят в апогее сервильности, и нет такого способа – поднять их еще выше. Тут бы и Гоголь обломался с его Вием.

Поднимаюсь выше я. Оставшись без костюма, взбираюсь по ступеням к рецепции, где меня ждет очаровательная особа. Обещала ждать.

Что тут скажешь, брат не признал брата. А жаль. Отказал полу покойнику в полу последней просьбе. Я вот, когда развелся…

Я вот, когда развелся, заново влюбился, причем, в бывшую жену.

Влюбился зрело и трезво. Без сантиментов. Не то что за пятнадцать лет до того. Однако же на этот раз – безответно. Поэтому ежевечерне наливался водярой и шарился по ночным улицам, уворачиваясь от тех из них, где лиц больше, чем фонарей. Особенно парочек.

Глупо?

Глупо, глупо. А что не глупо? А что не глупо, то подло.

Подлое социальное животное человек, домысливающее инстинктивно, что и раны затягиваются раньше, и грива расчесывается игривей, если фон погряз в куда большем неблагополучии.

Так я и вышел на первый московский хоспис: – «Ну хоть у вас-то здесь нет надежды?» – «Вообще никакой». Подвергать скепсису не стал, просто принял на веру. Веру.

Собеседование прошел быстро:

– Какие проблемы?

– В смысле?

– В прямом и переносном. У меня вот тут, – Миллионщикова постучала пальцем по пухлому журналу, – две сотни волонтеров, и у каждого скелет в шкафу по части смысла жизни. Так что?

– Ну, есть небольшие затруднения.

Но по сравнению с вашими подопечными – ерунда какая-то.

И меня приняли. Ну как приняли, вписали в журнал и всё, вход свободный. Почувствовал неладное шевеление фибр или извилин – прямиком к нам. К ним.

Стал туда наведываться хотя бы два раза в неделю. Протирал дезинфектором мебель, плафоны, драил полы. Совершал вылазки с метлой или скребком на прилегающую территорию. Да так преуспел в очистке, – прежде всего – себя, – что замахнулся на лежачих постояльцев. Их тоже следовало каждое утро приводить в порядок.

«Ох ты, ну и приснилось же тебе!» Словив ровно обратный эффект, вернулся к предметам неодушевленным, возобновив закачку сердца древнекитайским похуизмом.

Как раз собирался поволонтерить, когда меня задержал звонок:

– Владимир, свободны сегодня вечером?

– Всегда.

– Наш фонд устраивает благотворительное мероприятие. Можете поучаствовать?

– Только предупреждаю, много не дам. – «Вообще ничего не дам».

– Нет-нет, нужен гардеробщик.