Хоспис

«Не разглашается».

– Уходишь от нас? – спросила мать Митрофания, слегка тряся головой.

Она давно болела, и голова у неё тряслась почти всегда. Когда монахиня особо волновалась, то всё тело её словно наполнялось мелкой дрожью. Вот и сейчас стоит перед Марией и дрожит как осиновый лист.

– Всё хорошо! – успокоила её Мария и поставила на дорожку сумки. – Я… я… я вас так люблю!

Она не знала, что сказать и брякнула первое, что пришло в голову. Но это было правдой! Мать Митрофанию нельзя было не любить! Ласковая, смешная, отзывчивая, ворчливая.

Эпитетов на такую не напасёшься. Когда Марию отправляли мыть пол в сестринский корпус, то, проходя мимо неё, мать Митрофания, заговорщицки вращая глазами, частенько шептала на ухо: «Мешочек есть с собой?» И Мария уже знала, что к чему. Сейчас что-нибудь вкусное с кухни или с сестринского стола принесёт, что строго запрещалось уставом монастыря. Паломницы питались вместе с рабочими в другом корпусе и другой трапезной, и их стол, конечно, был куда скромнее: менее разнообразный, хотя и добротный, менее изысканный, но несомненным плюсом было то, что бесплатный. Деликатесы перепадали, но крайне редко, по праздникам. Но разве это неправильно?

Мать Митрофания наберёт всякой всячины: оладьев, конфет, дорогого печенья – в мешочек всё это, посмотрит тревожно по сторонам, не идёт ли кто, и пихает потом снедь Марии в карман.

– Отца Дионисия видела? – строго спросила мать Митрофания.

– Утром, на службе.

– Благословение взяла?

– Нет.

– Или и возьми благословение! – приказала мать Митрофания. – Тогда у тебя всё, как по маслу, пойдёт.

Сказала и пошла своей дорогой. Мария попыталась было возразить, но поздно. Постояла немного, с трудом скрывая своё раздражение. Вот не знают, а говорят! Что за люди такие?

Но раз сказали, надо подчиняться. В монастыре личная воля человека отсекается. Мария к этому никак не могла привыкнуть. Как-то она услышала и запомнила: «Что поделаешь… В монастыре, если скажут, что ты дурак, значит, ты дурак.

Это Божье место. Здесь исполняют высшую волю».

Мария заковыляла обратно. Подошла нехотя к Иерусалимскому храму, поднялась неловко по ступенькам и втиснулась с сумками внутрь. В полумраке чудесно пахло ладаном. Отец Дионисий читал акафист возле огромной иконы Божией Матери, рядом с ним было ещё два человека и сестра Рафаила, которую Мария терпеть не могла за настырность и въедливость.