Муха

Муха

Александр Гофман

По мере развития человек всё с большей жадностью ощущает своё могущество – и Боги приобретают человеческий облик, в то время как сам человек одичалым движеньем смазывает последние очертания своего собственного лица.

Свернувшийся, будто улиточная раковина, которую только что чуть не раскрошили в кулаке, скелет с одной-единственной тряпкой на бедрах лежал бессудорожно на гадких перинах, въевшихся в раздраженную сухостью кожу – лишь впадины и слипшиеся друг с дружкой места осыпало не как потом, а точно слизью.

Ребра его были обделаны тончайшей шкуркой гематом, что уходили внутрь с каждым вдохом, плечи же стремились сомкнуться воедино, несмотря на балку ключиц. Сквозь прорехи в плотных, уже изживших себя шторах несколько пасмурных рассеянных лучей упиралось в дощадчатый, ходивший ходуном и прескверно рыгающий скрипом при каждом неосторожном шаге пол.

– Мистер Роджер, вы не заговорили со мною до сих пор с момента моего прихода.

Вы чем-то сильно опечалены?

Тень поерзала на широком кресле в самом дальнем углу комнаты, щелкнув ручкой. Взгляд Роджера, укутанный в отяжелевшие от недосыпа веки и иссиня-багровые мешки, как с час уже остановился на стене напротив, ясно и осознанно, но все же устало рассматривая однотонные серые обои. Лишь в середину груди из желудка перекочевала изжога после услышанного. Мужчина о чем-то усиленно размышлял, раскладывал мысли и куски мыслей по воображаемым полкам, расчетливо избегая картинных образов и продолжая упрямо, из какого-то своего принципа хранить губы сомкнутыми.

Он не мог позволить себе поддаться бессознательному, приступить к черте, ведь за ней правила игры обезобразятся, подвергнутся искажению, которое сможет при недосмотре принять доминирующую позицию. Роджер изогнул запястье и принялся поочередно соприкасать подушечки большого и остальных четырех пальцев в четком порядке.

– Вы так и не начали вести дневник, мистер Роджер. Мы обсуждали это уже несколько раз.

Ему было отнюдь не приятно ее присутствие здесь, однако он с самого ее появления отказался что-либо предпринимать и в болезненном, мрачном раздражении претерпевал потуги психиатра, доктора Гослинг, с ним побеседовать. Она своему пациенту мало чем нравилась, впрочем, человеком была не таким уж и ужасным (по замечанию самого Роджера.