Как я оказалась в Карелии и почему отказалась ее покинуть

Помимо бобров, там водилось много и других животных: косули, благородные олени, кабаны, серые цапли, журавли, зимородки.

А по левой стороне дороги – порядок домов. Из одного дома вышел мужчина, окликнул папу:

– Здорово, Прокопий Иванович, откуда путь держите?

Он перешел к нам через дорогу. Папа рассказал ему, что ездили в Воронеж, проводили Таню в Петрозаводск.

– Ты же говорил, что ей предлагали место работы ы Воронеже.

– Предлагали. В Петрозаводск должна была поехать ее подруга, но у нее тяжело заболела мать.

Вот наша Танюша и согласилась поменяться с ней местами работы.

– Ну что же? Молодец Танюша: настоящие друзья так и должны поступать. А ты хоть новость-то слышал?

– Какую новость?

– Война началась, Иваныч.

– Какая война? Что ты «буробишь»? (чепуху говоришь)

– С немцами война. Нынче ночью гады немцы бомбили Киев. Недавно передача была по радио.

Это было 22-е июня 1941-го года. На следующий день папе принесли повестку из военкомата. И он ушел на войну.

В марте 1945-го года призвали в армию старшего брата Васю. Помню, мама очень плакала: боялась, что его тоже на войну пошлют. Но его отправили очень далеко от войны: на Урал, в Свердловск, в военное училище, по окончании которого он получил назначение на службу в Грузию. Но это было уже в конце 40-х годов.

Во время войны немцев в нашем селе не было: не дошли они до нас. Самолеты летали, бомбы сбрасывали. Но в селе, в нескольких местах, были установлены на столбах громкоговорители, из которых частенько доносились сообщения:

– Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога!

В таких случаях мы уходили из домов в сады: прятались под деревьями…

«Живьем» мы увидели фашистов только уже летом 1945 года.

Через наше село провели под конвоем длиннющую колонну пленных гитлеровцев, которых сопровождали наши автоматчики: двое – впереди, двое – в середине и двое – позади колоны. Куда они вели фашистов? Не знаю. Предполагаю, что решили показать этим «гадам», что «наворотили» в чужой стране.

Папа в конце войны оказался в госпитале (в Ленинграде) с осколочными ранениями правой руки и правой ноги. Ногу ему подлечили, а с рукой вышло сложнее: пришлось приучать себя к «леворукости». Возможно, и я, глядя на него, «левшой» стала. Пишу, конечно, правой рукой, ложку, вилку держу в правой руке. А вот если надо что-то отрезать, отрубить, отпилить – ножик, топорик, пилку беру в левую руку.

Глава 2.