Граффити

 – А кто же тогда?

– Наш постоянный читатель («Ему, наверное, лет сто», – подумал Саморядов, сжав зубы, чтобы не зевнуть. А может, что скорей всего, Макарычев только что выдумал этого читателя и спрятался за ним, как за ширмой.) жалуется, что какая-то шантрапа разрисовала его дом. Стены, двери подъездов в странных невеселых картинках. А потом эти картинки стали появляться на других домах. И теперь куда не глянь, везде эти надписи и рисунки, похожие на шифрованные послания.

– Ух, ты… Граффити что ли?

– Оно самое, – кивнул Макарычев.

– Детский сад какой-то, – сказал Саморядов. Макарычев нахмурился, исподлобья посмотрел на Саморядова:

– У тебя есть что-то поинтереснее?

– Ладно, ладно… – Саморядов поднял руки, мол, сдаюсь.

– Короче, нарой что-нибудь про этих горе художников. Слегонца фэйкани, сгусти краски. Сделай из ничего синего кита. Я знаю, ты можешь. К четвергу успеешь?

– Это который после дождичка? – сказал Саморядов.

– Это который вчера, – сказал Макарычев.

Саморядов вышел из кабинета, закрыл за собой дверь.

– Так как насчет лишь бы было темно? – закинул удочку Саморядов.

– Если на Мальдивах, то всегда пожалуйста, – секретарша улыбнулась Саморядову и стала похожа на мышь. Улыбка не шла секретарше. Лучше бы не улыбалась.

– Завтра беру билеты, – сказал Саморядов.

– Буду ждать, – сказала секретарша.

Из кабинета высунулся Макарычев, сердито сверкнул глазами на Саморядова:

– Ты еще здесь?

– Уже нет, – сказал Саморядов, отходя от ресепшена.

– Юлия Семеновна, зайди ко мне, – сказал Макарычев и исчез за дверью кабинета. Секретарша встала, переглянулась с Саморядовым. Он заговорщически подмигнул ей и вышел в коридор.

3

3—1

Коридор был длинный, сумрачный и унылый. А ведь когда-то в коридоре кипела жизнь, по нему сновали сотрудники. Тогда коридор смеялся, балагурил, жонглировал голосами. А теперь что? Теперь коридор молчит, как покойник. Ему уже не до смеха.

В курилке Саморядов потрещал с Марией Жучкиной, раздавшейся женщиной за сорок. На ней было очередное мешковатое неброское платье – балахон. Жучкина держала на отлете мундштук с тонкой сигаретой. Мария была похожа на даму серебряного века. Она пробавлялась заметками о спектаклях, концертах, выставках, фестивалях. Она любила селедку, сальные анекдоты и волосатых юнцов. Вот уже два года она жила с гитаристом. Это был угрюмый прыщеватый малый слегка за двадцать.