Две недели до Радоницы

– Я не все прочитала, но эти записки – письма, точнее – у меня из головы не идут. Даже сейчас, – чуть отрешенно произнесла мать, – Скажи, если возьму дневник с собой и буду читать в пути, тебе это не помешает?

– Да что ты! Конечно, бери.

– Хорошо. Поезжай к Диме, скажи, что завтра едем.

– Эммм… Ну вообще, я думал, ты ему скажешь.

– Андрей, я занята! – она всплеснула руками, – И потом – мне кажется, вы давно с ним не общались.

– Ладно, ладно… А где он сейчас?

– Кажется, у него суд сегодня.

А вообще, в наш век смартфонов можно просто взять и позвонить человеку.

И я взял и позвонил брату. Оказалось, у него только что закончилось слушание в арбитражном. Я сел в метро и поехал на Большую Тульскую. Мы встретились в торговом центре через дорогу от суда.

Два года назад брат занял призовое место на конкурсе «Молодой предприниматель года». Его рекламные кампании стали настоящим бумом – никто не умел продвигать политиков и бизнесменов так, как это делал Дима. У него был дар и настоящее чутье – от постов в интернете до огромных баннеров в самых людных районах мегаполиса.

Даже компании из Москва-сити заказывали у него продвижение. Дело, в двух словах, процветало. Но вот однажды его кампания для выдвиженца в депутаты с говорящей фамилией Загребайло потерпела крах. Рекламный слоган «Загребайло выгребает» не прижился. Это мягко говоря. Народ издевался над развешенными в метро плакатами как угодно: рисовал выдвиженцу рожки и переиначивал надпись. «Загребайло огребает» было самым приличным вариантом. После этого Диминой карьере пришел конец.

Когда мы встретились, брат выглядел худо. Ему недавно исполнилось двадцать пять, но вблизи его лицо выглядело очень старым. Под глазами большими дряблыми мешками растянулись морщины. Темнели провалы щек. На нем был поношенный костюм-тройка, а в руке он держал черный помятый чемодан.

– Привет, Андрей. Есть деньги? – спросил бесцветным голосом.

Я порылся в кошельке и протянул ему мятую бумажку. Дима сунул купюру в автомат по продаже снеков.

Шурша и издавая металлический скрежет, провернулись пружины, освободив батончик в упаковке. Что-то звякнуло, потом громыхнуло, створка лотка колыхнулась. Мы некоторое время стояли рядом, упершись спинами в шершавую стену. Дима молча жевал батончик и смотрел в пол.

Я рассказал ему о похоронах бабушки. Он был удивлен, что мама согласилась ехать.

– А вообще, на чем поедем? – спросил.

– Как на чем? На «Пуме» твоей.