Метод ненаучного врачевания рыб

И ведь часто, что угадывали. Было занятно смотреть на пацана с новоиспеченным отцом за руку, потому что наглядно видишь, в кого парень вырастет. Бойкие и говорливые мужчины иногда появлялись в обеденный перерыв, сидя за баранкой грузовиков, и катали всех пацанов, уместившихся в кузове, а увозили с собой навсегда таких же бойких и говорливых. Бледные и задумчивые брали за руки свои маленькие копии и тихо удалялись с ними в сторону трамвайной остановки у булочной за углом.

Бывало, сидишь на уроке, макаешь перо в чернильницу и вдруг видишь в окне, как знакомый мальчишка тащит к грузовику свой узелок.

Тихий, послушный, и уже немного чужой. И начинаешь лучше понимать, что есть такое ты сам. А потом дверь захлопывается и машина бросается с места, и ты начинаешь завидовать пацану, будто там, куда его увозят нет места школам, урокам и такой вот чернильнице. Сколько мне в мои восемь лет доводилось наблюдать подобных сиен; по ним я познавал радость побега.

Никто из приходивших к нам на задний двор всерьез не заинтересовались ни мной, ни Мишкой, и это обстоятельство еще больше сблизило нас. Конечно, я не мог не думать об этом и часто лез к Мишке за разъяснениями. И однажды, когда мы с ним тащили носилки с жухлыми листьями, Мишка изрек, пуская пар в промозглый воздух: «Мы, сироты, вырванные звенья в цепи. Взрослые вглядываются в нас, чтобы понять, кем были наши родители и чего ждать от нас. А глядя на нас двоих, они видят, что нас с тобой роднит – по нам нельзя сказать, кем мы станем, когда вырастем.

Перед каждым из нас не узенькая тропинка, а целая развилка. Мы сможем стать кем угодно». Потом, когда мы вывалили листья в кучу, он вытер лоб и добавил: «Только мы».

– Ага. понял, – сказал я тогда, – мы вроде тех американских консервов с непонятной этикеткой, по которой не ясно, что там внутри, пока не вскроешь и не попробуешь,

А теперь прошу вас незамедлительно переместиться вместе со мной в один пасмурный день в конце октября все того же сорок восьмого года.

Дело было после обеда: я стою на балконе и поджидаю своего единственного друга. Воспитатели успели привыкнуть к моей тяге, торчать на балконе и не мешали мне в этом, поручая там наводить порядок. Став бессменным дежурным по балкону, я практически получил его в свою собственность. Я ревниво охранял свои владения и был рад одному Мишке.